Чужая путеводная звезда - Людмила Мартова

— Какое? — с неудовольствием спросил Быковский.

— Его вкус. Дигоксин нестерпимо горький. Именно поэтому маме мы делаем внутривенные инъекции, а не даем лекарства в таблетках. Я не представляю, какова должна быть горечь раствора нескольких упаковок этого лекарства. И как можно заставить человека добровольно выпить эту отраву, да еще не вызывая подозрений.

Быковский заметно смутился. Видно было, что эта мысль не приходила ему в голову.

— Да очень просто, — воскликнула Марьяна. — Есть некоторые виды алкоголя, я имею в виду вермуты, которые имеют горький привкус. Например, «Кампари». Если в стакан с апельсиновым соком вместо «Кампари» влить раствор этого вашего дигоксина, то вполне можно выдать получившуюся смесь, к примеру, за коктейль.

— Коктейль? — В голосе капитана послышался неприкрытый интерес. — Вон на тумбочке стоит бокал из-под коктейля. Михаил Дмитриевич, вы можете хотя бы приблизительно определить, есть ли в нем какой-то медицинский препарат или нет?

Психотерапевт отчего-то был бледен, настолько бледен, что в полумраке каюты лицо его отливало зеленью. Он бросился к тумбочке и схватил стоящий на ней бокал, понюхал содержимое, окунул в него палец и аккуратно лизнул.

— Мне нужно время, чтобы что-нибудь сказать определенно. Я могу забрать бокал в свою каюту?

— Зачем? — искренне удивился капитан. — У вас что, есть какие-то химические реактивы, чтобы провести нужный анализ?

— Господь с вами, — Быковский вздохнул. — Для обнаружения сердечных гликозидов используются так называемые цветные химические реакции, но необходимых для того реагентов у меня все равно нет. Так что все, что я могу — это провести анализ на вкус и цвет, как говорится.

— Тогда я попрошу вас сделать это здесь. И будьте осторожны, не пролейте, там и так немного. Я не исключаю, что нам придется передать этот бокал в полицию, как одно из доказательств преступления.

— Как единственное доказательство, — пробормотал Быковский. Он снова лизнул смоченный в бокале палец, и сейчас его трясло как в лихорадке, как будто у него внезапно резко поднялась температура.

— Что вы имеете в виду? — Капитан смотрел внимательно, и под его взглядом Марьяне стало не по себе, таким цепким и въедливым он был.

— Я имею в виду, что если Маргарита Репнина была отравлена дигоксином или другим сердечным гликозидом, этого не выявит ни одно вскрытие. Дело в том, что определить их наличие можно только сразу после смерти. Если провести вскрытие через два-три дня, то обнаружить вещества в крови уже не удастся. Женщина умерла часа в два ночи, это я могу сказать по трупному окоченению, пусть и очень приблизительно, поскольку в анатомичке в последний раз был более тридцати лет назад. Если мы пристанем к берегу только завтра, на Крите, с момента смерти пройдет уже более суток. Шансы на то, что растительная основа дигоксина — наперстянка — будет обнаружена, практически равняются нулю.

— Спасибо за разъяснение, Михаил Дмитриевич, — искренне сказал капитан. — Тем более пусть бокал останется здесь. Каюту я запру, так что он никуда не денется.

В дверь заглянула Елена Михайловна, сообщившая, что представители клиники, сотрудничающей со страховой компанией, где были застрахованы Репнины, прибудут завтра в порт острова Крит, чтобы забрать тело. Муж погибшей должен будет тоже сойти с корабля, чтобы обеспечить соблюдение необходимых формальностей.

— А вы? — спросила Галина Анатольевна.

— Что — мы? — не поняла Елена.

— Ну, вы же вместе путешествовали. Вы не сойдете на берег вместе с Артемом?

— Зачем? — Голос Ковалевой выражал искреннее недоумение.

— Ну, чтобы ему помочь. Кроме того, если я правильно понимаю, ваш супруг вначале был женат на Маргарите. И Оля… Она же ее дочь!

— Ну и что? — В голосе Елены послышался металл. — Я не считаю, что ребенок должен присутствовать при процедурах, связанных с отправкой тела на родину. Что касается меня, то, может быть, я покажусь вам бесчувственной, но никакой горечи у меня смерть Маргариты не вызывает. Впрочем, как и радости, разумеется. Показывать фальшивое сочувствие и предлагать фальшивую помощь я не буду. Артем — взрослый человек, вполне самостоятельный для принятия неприятных и трудных решений. Это я знаю по себе. Поэтому он сойдет в порту и сделает все необходимое. А мы с девочками продолжим путешествие. Думаю, что мы вернемся домой как раз к дате похорон, чтобы Оля смогла проститься с матерью. Насколько я знакома со всеми формальными процедурами, быстрее Артем все равно не управится. В крайнем случае прервем путешествие на Мальте и улетим домой раньше.

— Пусть господин Репнин соберет вещи и переедет в другую каюту. Когда он закончит, попрошу запереть дверь и принести мне ключ, — довольно сухо сказал капитан, видимо, слегка покоробленный Елениной невозмутимостью. — А вы, дамы, — повернулся он к Марьяне и Галине Анатольевне, — пройдемте в мою каюту, мне нужно с вами поговорить.

Марьяна была польщена тем, что ее позвали на «совет в Филях». Ей было очень жаль несчастную Маргариту, хотя никакой симпатии она к ней не испытывала, но оказаться в эпицентре расследования ей неожиданно понравилось. Не такая уж эта и дурацкая затея — поиграть в настоящий детектив во время круиза. Любопытно, захочет ли Марк продолжать после того, как придуманное преступление вдруг стало реальностью? И было бы так же интересно, если бы она изначально знала, что все случившееся — не больше, чем игра?

От этих мыслей Марьяне стало не по себе. Как будто она снова заглянула внутрь своей души и увидела там лишь ту черноту, что заставила ее бросить пакет с кислотой под ноги ни в чем не повинной девушке. Уж кто-кто, а она точно знает, какие демоны могут жить внутри каждого. И как трудно обуздать демона, внезапно вырвавшегося из-под контроля.

— Остановись, — шепнула ей Галина Анатольевна, которая, казалось, знала и замечала абсолютно все, даже невысказанное, — загони свои глупые мысли в самый дальний закоулок сознания, запри дверь и выброси ключ. С тобой все не так, как здесь, поняла?

Марьяна зачарованно кивнула. Погруженная в невеселые мысли, она даже не заметила, как они спустились на нижнюю палубу и зашли в просторную и очень светлую каюту, принадлежащую капитану. Чистота и порядок здесь просто резали глаз. Ни морщинки на застеленной кровати, ни одного доступного глазу предмета одежды, ни одной бумажки, пустого стакана или бутылки из-под воды. Все строго и чуть ли не стерильно, как в операционной. Марьяна вспомнила кавардак, царивший в ее каюте, и покраснела. Нет, никогда ей не стать совершенством!

— Итак, дамы, — произнес мужчина, только что возведенный ею в ранг совершенства, но об этом не догадывающийся, — я предлагаю исходить из того, что на «Посейдоне» совершено преступление. В естественную причину смерти госпожи Репниной я не верю.

— Я тоже, — вырвалось у Марьяны.

Капитан неодобрительно посмотрел на нее. Видимо, не привык к тому, чтобы его прерывали.