Ход слоном - Бахтиар Ахмедханов

Мой ответ прозвучал совсем тихо. Выдавать такие фразы следует не иначе как выделяя интонацией ключевые слова и криво ухмыляясь, но ужасная головная боль даже саму мысль о движении лицевых мышц делала невыносимой.

– У нас мало времени, Альберт Эдуардович, – все тем же сердечным тоном продолжал Никита, не обративший никакого внимание на мое замечание насчет пенсии. – Я хочу знать в мельчайших подробностях, что вам рассказывала госпожа Летрих и о чем вы так долго говорили с известной вам женщиной в баре отеля. Я также хочу знать, на каком носителе вы доставили сюда информацию, и где этот носитель находится сейчас.

– Послушайте, – с трудом ворочая языком начал было я, – нет никакого носителя…

– Повторяю, – тоном, в котором звучало бесконечное терпение, сказал Никита, – у нас очень мало времени. Поэтому выбирайте прямо сейчас: или вы добровольно отвечаете на все мои вопросы, после чего я отпускаю вас на все четыре стороны, или вы точно так же подробно ответите на мои вопросы, но уже не вполне добровольно. Во втором случае, боюсь, отпускать мне будет некого. Препарат, который вызовет у вас непреодолимое желание быть искренним, в восьми случаях из десяти даже самого крепкого пациента превращает в тихого кретина.

К головной боли и тошноте прибавился ледяной холод в паху. Мне даже показалось, что от страха я подпустил в штаны, но стыдиться было некогда. Мозг с сумасшедшей скоростью перебирал варианты ответа, который мог хоть на некоторое время остановить этого улыбчивого упыря.

– Послушайте, – сказал я, – все, о чем мы говорили с Инной Летрих и той женщиной из отеля по имени Анна, я вам расскажу. Мне нет никакого смысла скрывать что-либо – ни от вас, ни от кого-то еще. Но для вас было бы гораздо лучше поговорить еще и с этой самой Анной, которая была много лет знакома с Инной Игоревной и может быть на самом деле вам полезна.

– Можете быть уверены: с ней мы тоже поговорим. Можете также не сомневаться в том, что и вы нам все расскажете.

– Меня будут искать, – не найдя ничего лучшего и отчаянно стараясь потянуть время сказал я. Сколько бы я ни клялся, что не привез с собой никакого носителя, мне все равно не поверят. Похоже, я приплыл.

– Будут, – охотно согласился Никита. – И как еще будут! Вы ведь еще не знаете, что несколько часов назад в вашем отеле был совершен теракт? Это было ужасно, один из корпусов полностью разрушен, много раненых, количество убитых уточняется. Сейчас идет эвакуация гостей. Думаю, к утру специалисты определят эпицентр взрыва. Угадайте-ка с трех раз, где он находился? Правильно, в вашем номере. А еще специалисты очень скоро обнаружат, что из отеля исчезли не только вы, но и сумка с вашими вещами, а также документы. И что прикажете им думать? Только одно: исполнитель – вы. А если не исполнитель, то, как минимум, человек, имеющий к исполнителю какое-то отношение. В любом случае, вам не позавидуешь. Так что? Будем сотрудничать?

– А смысл? – угрюмо поинтересовался я. – Если я откажусь, вы сделаете из меня инвалида. Соглашусь – инвалида из меня сделают усатые ребята из местной полиции.

– Смысл в том, – голос Никиты стал торжественным, как у ведущего концерта, посвященного Дню милиции, – что в случае, если вы нам поможете, исполнитель теракта будет немедленно найден и предъявлен общественности. Вы же будете представлены как невинная жертва террористов, что будет означать получение страховки, почетное возвращение на родину и десяток-другой интервью. Хотя и ненадолго, но вы станете знаменитостью. Может быть, вам даже предложат где-нибудь работу. Ведь вашего прежнего места службы, как вам, думаю, уже сообщили, больше не существует.

Тянуть, тянуть время! Я не знал, что выигрываю, оттягивая развязку, но цеплялся за любую возможность, чтобы ее оттянуть. Хотя, что значит не знал! Каждый новый поворот разговора означал несколько дополнительных минут жизни. Я, может быть, и не очень умный человек, но то, что в живых меня не оставят в любом случае, понимал очень хорошо.

– Мне сказали, что там случился пожар, и Инна Игоревна погибла, – я старался говорить как можно медленнее и спокойнее. – Только непонятно, как такое могло случиться в здании, где все напичкано охранниками и камерами наблюдения.

– Зато мне это очень хорошо понятно, – зло сказал Никита. – Когда предатель сидит на предателе, то и от армии охранников мало толку. Целая страна погибла, не то что паршивая богадельня. И какая страна – мировая держава!

От слов о погибшей державе на меня повеяло чем-то знакомым. Каким-то тухлым пафосом. Ну конечно, это же мой шеф-приятель Аркаша Бунин сокрушался в кабаке по поводу страны! А эта сволочь работает с ним в одной конторе, так, может, попробовать с этого боку, может, еще потяну немного?

– А то, что случилось, ну, в смысле пожар, надеюсь, не отразилось на Аркадии Валериановиче? В смысле на господине Бунине?

– Именно его я и имел в виду, говоря о предателях, – голос Никиты даже зазвенел от ненависти. – Решил стать умнее всех, вступил в сговор с этой старой шкурой, а вас просто использовал. Или не использовал? Может, вы тоже в игре, ведь это он рекомендовал вас на работу? А, Альберт Эдуардович? Кстати, кофе остывает. Угощайтесь, прошу вас.

Кофе был очень хороший, но курить я не смог – после первых затяжек накатил такой приступ тошноты что я едва сдержал позыв. Как ни странно, но, похоже, именно тошнота меня и спасла. А может, что-то другое. Никита внимательна посмотрел на меня и сказал, немного помолчав:

– Отдохните немного, толку от вас сейчас все равно не будет. Я вернусь через пару часов. И, пожалуйста, без глупостей. Здешние охранники работают не за деньги, поэтому договориться с ними невозможно. В случае чего вас не убьют, но оставят калекой. Главное, что говорить вы при этом сможете.

Никита вышел, а вместо него в комнату вошел араб в «ночнушке». Он сел на плетеный стул, стоящий у двери и замер, глядя прямо перед собой. Я встал, постоял секунду-другую и осторожно шагнул к занавешенному окну.

– Не двигайтесь! – сказал араб по-английски. – Лежать на кровати или сидеть. Больше ничего не делать.

– Хорошо, хорошо, – поспешно ответил я и сел на кровать. О том чтобы поспать, не могло быть и речи. От страха меня бил ледяной озноб, а сердце стучало часто и неровно, словно спотыкалось. Состояние было настолько паршивым, что мне казалось: продлись оно еще час, и меня хватит инфаркт. Или инсульт.

Трудно сказать, сколько времени я провел сидя на кровати, но, судя по тому, что не успел умереть от страха, не очень долго. В один момент я заметил, что мой сторож, сидевший у двери с каменным лицом, вдруг вскинул голову, медленно поднялся и стал напряженно вслушиваться. Я не слышал ровным счетом ничего, кроме монотонного шума улицы за окном. Мне кажется, с того момента, как охранник что-то почуял прошло не более пяти секунд, потому что он даже не успел толком сообразить, что произошло.

Раздался оглушительный грохот, от которого, казалось, лопнули барабанные перепонки, и следом затрещали автоматные очереди. Нет, не затрещали – загрохотали, и это было намного страшнее чем взрыв, которым напрочь выбило дверь. Я бросился на пол и, стыдно сказать, в ужасе попытался забиться под диван, но никак не мог втиснуться в узкую щель. Тогда я закрыл голову руками и тут же получил сильнейший удар прикладом в шею.