Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет - Владимир Георгиевич Фалеев

Стоит тяжелая тишина. Перед нами огромное здание с закопченными и побитыми осколками стенами. куда мы так стремились: а вдруг найдем что-нибудь интересное? Внутри большущий пустой зал заседаний с поломанными скамейками, полуразрушенные лестницы, полусумрак. Неужели именно здесь выкрикивал свои речи бесноватый фюрер? Неужели мы в том месте, где бесстрашный Георгий Димитров обличал фашизм? Теперь зал разбит и пуст. До сих пор попахивало горелым. Когда затихли бои, здесь побывали многие. Саперы, разведка, контрразведка в поисках гитлеровских документов, просто любопытные. После них вряд ли что-то осталось для нас интересное, а вдруг?

Немного освоившись, включаем фонари. Осторожно бродим по первому этажу, спускаемся ниже. Кто-то из ребят зовет: «Идите сюда, тут подземный коридор какой-то!»

Коридор идет вдоль северной стороны здания в сторону реки Шпрее. Вдоль стены непонятные горизонтальные стальные провода. Пройдя метров пятьдесят, натыкаемся на проем в стене, дверного полотна нет. Идем дальше, и еще через сотню шагов попадаем в комнатку, похожую на лабораторию: какие-то шкафы и полки с колбами и коробками. Дверь заперта, дальше хода нет.

Нам становится не по себе. Как бы не отравиться, и не подорваться! Быстрее назад, по подземному ходу, к главному залу! Обошлось…

Что это было за помещение, мы так и не узнали. Но вот что интересно. Где-то через пару недель мы вновь оказались в рейхстаге. И что вы думаете? Проем в подземном коридоре, за которым было таинственное помещение, оказался кем-то замурован! Ясно, что не нашими. Значит, фашистами, которые следили за нами? Совсем недавно, спустя почти семьдесят пять лет после нашего визита в рейхстаг, стало известно, что именно в этом подземелье остатки фашистов сопротивлялись нашим даже несколько дней после захвата здания советскими солдатами. Что могло здесь сохраниться? Это осталось загадкой. И хотя нам стало жутковато, охоты лазить по гитлеровским зданиям у нас это не отбило. Надо же что-нибудь найти, наконец!

Кончилась третья четверть. На каникулах решили забраться (ничего себе!) в здание рейхсканцелярии! То самое, где был штаб Гитлера, где он кончил жизнь самоубийством. Знали бы мы тогда, чем могла кончиться для нас эта затея! Но обо всем по порядку.

Вот и опять Бранденбургские ворота, Тиргартен с покореженными войной стволами деревьев и перепаханной снарядами землей. Слабое солнце висит еще высоко, освещая панораму разбитого центра Берлина.

Пройдя налево, видим перед собой то, что осталось от логова фюрера, хотя здание неплохо сохранилось. Здесь тоже нет охраны, попасть может кто угодно. Надо полагать, что этот объект гораздо более тщательно и многими службами был осмотрен, обыскан и проверен. Даже более, чем рейхстаг. Однако нас, мальчишек это не смущало. Ну, уж здесь может что-то попасться?

Осторожно озираясь, входим в анфиладу залов первого этажа. Пусто, тихо, сквозь разбитые рамы окон просачиваются неяркие солнечные лучи. Нет, здесь нам вряд ли улыбнется удача. Надо спускаться в нижние этажи. Здесь полная темнота, включаем фонари. Переходя из зала в зал, из одной комнаты в другую, лучами фонариков выхватываем из темноты то разбитые шкафы, то валяющиеся на полу остатки рваных папок, то какие-то обломки мебели. А это что? «Ребята!», – кричу я – «Нашел!» Из-под ножки сломанного стола выглядывал покрытый густой пылью предмет, похожий на плоский брусок. «Вовка! Да это ж штык-нож!», – заорал подбежавший Игорь. Смахнули пыль. Точно, штык-нож, да не простой, а с эмблемой СС – «BLUT UND EHRE» («кровь и честь» по-немецки). Оживившись, все начинают с удвоенным вниманием освещать уголки этого помещения. Но здесь больше ничего не находим. И тут, перейдя в следующий зал, ощущаем чье-то присутствие. Мы застыли. Из темноты на нашу группу кто-то направил луч сильного фонаря.

Хорошо помню секунду липкого страха. Свет фонаря погас, и теперь уже мы осветили человека, рассматривавшего нас. Высокий, поджарый немец, очень похожий на эсэсовца из наших фильмов про войну, молча постоял пару секунд и тихо повернувшись, ушел. Что искал он в этом подземелье? Какие тайны скрывали его визит? Будь у него оружие, ему ничего не стоило расстрелять нашу группу, и нас долго бы еще искали, если бы вообще нашли. Это дошло до нас не сразу, однако желание продолжать поиски сразу пропало. Быстро и молча мы поднялись наверх и отправились домой. Больше ни в какие опасные «экскурсии» мы не ходили. Другое дело отдых, но об этом позже.

А что же моя находка? Конечно, родителям я ничего не рассказал. Юный конспиратор отчистил нож-штык добела, завернул в тряпицу и спрятал. Но не в квартире, а во дворе напротив. Там в небольшой пристройке к жилому дому один из моих одноклассников хранил в тайнике пистолет. Откуда он у него появился, я не знал. Но тайник был надежный. Моему холодному оружию суждено было пролежать здесь полгода.

Жизнь нашей семьи продолжала идти размеренно и спокойно. Мама со своей помощницей немкой занималась домашним хозяйством, играла и гуляла с братом. Папины командировки были, как правило, непродолжительны. Возвращаясь, он всегда интересно рассказывал о различных городах Германии, еще больше разжигая во мне страсть к путешествиям. Мы с мамой с удовольствием слушали эти рассказы. Папа всегда старался привозить из поездок какие-нибудь мелкие сувениры. Но однажды он вошел с довольно большим странной формы чемоданом.

«Владимир! – обратился отец ко мне необычно торжественно, – подарок тебе ко дню рождения!». Мы с мамой ахнули: папа достал из футляра сверкающий перламутром аккордеон. На планке была надпись «Weltmaister». «Моя группа работала на одном из предприятий на юге Саксонии, – рассказывал папа». «Это место оказалось совсем недалеко от городка Клингенталь, где собирают известные аккордеоны. Мы заехали на фабрику, и я купил тебе вот этот инструмент». Папа осторожно вынул из футляра красивый аккордеон и помог мне накинуть его ремни на плечи. Я тихонько растянул меха и нажал на клавишу. Раздался приятный звук. «Начинай учиться играть, Вовка!» – напутствовал меня папа.

Так в мою жизнь вошла «моя» музыка. С той поры и еще много лет я играл «по слуху», то есть, не зная нотной грамоты. Никогда у меня не было учителя. Несколько раз пытался самостоятельно овладеть нотами, однажды даже разучил и сыграл вальс Штрауса «Голубой Дунай», но на этом мое музыкальное образование и окончилось. Зато возникшая еще в детстве любовь к мелодиям, песням, оперной музыке позволила самостоятельно освоить аккордеон. Он вернулся вместе со мной в Россию, и долгие годы оставался верным другом. Играл я всегда для себя, изредка для близких. Пальцы постепенно стали неплохо слушаться, удавались и фокстроты, и танго, особенно любимые песни. Лишь только