Нефоры - Гектор Шульц

как? Валишь тоже?

– Ага. В универ надо.

– Эт правильно, – жуя яичницу, ответил Дим Димыч. – Леська вон тоже завтра сваливает.

– Сваливает? – удивился я. Бородач хлопнул себя по лбу и неловко на меня посмотрел.

– Не сказала, да? Засранка, блядь. А я потом расхлебывай. Она ж в Питере учится. Вот и уезжает завтра.

– Теперь понятно, – кивнул я, вспоминая Леськины слова на балконе.

– Чо понятно?

– Забей. Наши замуты.

Димыч кивнул и тоже захрустел огурчиком.

– Батя ей выбил пару месяцев отгула, – виновато попытался объяснить он молчание сестры. – А ща – все. Учеба, работа, жизнь, хуе-мое, сам понимаешь.

– Ага. Понимаю, – кивнул я и, докурив сигарету, раскрошил окурок в пепельнице. – Ладно, Дим. Давай. Погнал я, а то автобус проебу опять.

– Не проебешь, братан. Они часто ходят. Чо, концерт в силе?

– В силе. Созвонимся, – я пожал ему руку и отправился в коридор одеваться. И лишь на улице, закурив еще одну сигарету, я оглянулся и посмотрел на окно спальни, где провел ночь. Увидев Леськин силуэт, я улыбнулся, помахал ей рукой и, развернувшись, побрел к остановке.

Наташка после вписки у Черепахи тоже вела себя странно. Она часто огрызалась, если кто-то заводил разговор про любовь, и мрачно смотрела на каждого, кто пытался меня обнять. Тем вечером на промке, когда тема снова всплыла, Лялька вспылила, услышав про Леську.

Конечно, я понимал, что у Наташки есть ко мне какие-то чувства. Но она до сих пор была для меня загадкой, которую я не мог разгадать. В какие-то дни она была весела и приветлива, да так, что порция её добра долетала даже до Жабы. В другие дни она ходила чернее грозовой тучи и могла запросто наорать даже на Кира, которого немного побаивалась. В итоге все свыклись, и её частые приступы смены настроений лишь веселили, но никак не раздражали. Вот и сейчас Кир не преминул это отметить.

– Ты какая-то агрессивная, Натах, – сказал он, протягивая подруге сиську пива. – Выпей и выдохни.

– Спасибо, – кивнула та и, сделав широкий глоток, поморщилась. – Фу, выдохлось!

– Спасибо Дьяку, который заебал пробку не до конца закручивать, – фыркнул Кир. – Чо, кто со мной за пивасом?

– Я пас, – отмазался я. – Нагулялся уже сегодня.

– Я тоже, – кивнула Лялька и добавила: – Олежа, походу, тоже мимо.

– Деда словил, – со знанием дела ответил Кир, глядя на Балалая, спящего на диване с потухшим косяком, кокетливо зажатым между пальцами. – Ладно, пусть отдыхает.

– Погнали впятером, – предложил Жаба Киру, Лаки, Ирке и Эльзе. – Сигареты как раз кончились, и захватим закуси еще.

– Эт ты правильно вспомнил, брат, – Кир обнял Жабу за плечи и с укоризной посмотрел на нас. – Не то, что лентяи всякие. Стыд вам, блядь!

– А тебе позор, – отмахнулся я. – Идите уже, заебали галдеть. Возьмите мне «Бонд» красный и чипсы луковые.

– И залупу на сметане, – передразнила меня Ирка. – Ляль, тебе чего взять?

– Пива и сигарет, Ириш, – чуть подумав, ответила Лялька.

– Вот и заебись. Пошли, пока не стемнело, – воскликнул Кир, и вся компашка вывалилась из летней кухни. Мы с Лялькой остались вдвоем, если не считать спящего на диване Олега, который видел яркие и красочные сны.

– Что с тобой? – в лоб спросил я, заставив Наташку вздрогнуть. Она сидела напротив меня на табуретке и задумчиво грызла остатки «Клинских» сухариков.

– Не знаю, – соврала она. – Сама не своя в последнее время. Дома напряги, в универе тоже. Забей, Миш. Вывезу как-нибудь.

– Ага, вывезешь, – буркнул я. – Только перед этим мозги всем сочувствующим выебешь. Мы сколько знакомы? Год? Ну да. Примерно год. И я на раз выщелкиваю, когда ты пиздишь.

– Как и ты, – кисло улыбнулась Лялька, увидев мое удивленное лицо. – Думаешь, Колумб с Викой не рассказали мне, где вы с Киром тусили на прошлой неделе?

– Рассказал, естественно, – кивнул я, закуривая сигарету. – Хотя я просил не трепаться.

– Почему?

– Я, что, не вижу, как ты себя ведешь в последнее время? – огрызнулся я. – Кир вон ради хохмы уже тебя разводит. Напиздит с три короба, что я с какой-нибудь бабой в клубе обжимался, а потом трещит, когда тебя от злобы корежит. Я не пойму, Ляль, в чем дело? Я к тебе не раз подкатывал, а ты меня отбриваешь.

– Сложно все, – коротко бросила Лялька, заставив меня вздохнуть.

– Опять двадцать пять. Вот об этом и говорю. Определись уже.

– С чем? Ты же вроде с Леськой мутить начал, – насупилась Наташка, став похожей на нахохлившегося воробья. Я улыбнулся в ответ и помотал головой.

– Не было там ничего. По пьяни на вписке у Черепахи потерлись и все. Димыч сказал, что она в Питере вообще учится и живет, а сюда так, в отпуск приезжала. Короче, Леська мимо.

– Точно? – недоверчиво спросила Лялька.

– Ну, до каникул точно, – съязвил я и рассмеялся, когда Наташка кинулась на меня и повалила на диван. – Тише, буйная. Балалая разбудишь.

– Его и голая пизда, на нем скачущая, не разбудит, – фыркнула она, двинув мне кулаком в грудь. Затем слезла с меня и уселась рядом. – А ты… Ты не против?

– Не против, что? Встречаться? – удивился я. Лялька кивнула. – Не против. Только ты все выебываешься.

– И я не против, – тихо ответила она, покраснев, как одинокий помидор, лежащий на столе.

– Только без твоих закидонов, – улыбнулся я, притягивая её к себе. Лялька на миг напряглась, но тут же обмякла и шмыгнула носом. – Если у тебя проблемы, ты их не скрываешь от меня. Добре?

– Добре, – снова кивнула она.

– Вот те нате, хрен из-под кровати, – удивился Кир, когда первым вошел в кухоньку и увидел, что Лялька сидит у меня на коленях с лицом кота, объевшегося сметаны. – Народ, глянь какое диво!

– Не ори, – рассмеялся я, когда остальные тоже зашли в комнатку и загалдели.

– Ну неужели, – синхронно вздохнули Лаки и Ирка, а потом заржали так, что разбудили Балалая. Тот обвел всех недовольным взглядом и проворчал что-то грубое. Ирка нахмурилась и подошла ближе. – Чо ты там бякнул?

– Муравей сказал, что заебись, – четко ответил Олег и снова отрубился.

– Ну раз муравей сказал, – протянул Жаба и поставил на стол пакет с пивом. – Тогда в натуре все заебись. Налетай, пока холодное.

Поначалу Наташка дергалась и постоянно нервничала. Иногда, когда мы прогуливались по набережной, она могла вырвать руку из моей ладони и начать озираться. Порой она снова впадала в грусть-тоску, и я не мог слова из неё вытянуть. Но со временем наши отношения потеплели. Лялька почти перестала скрывать свои чувства, и мы даже как-то раз спалились перед моей мамкой, когда целовались в подъезде.