Третий проект. Погружение - Сергей Кугушев

То есть, читатель, Англия попросту загнулась бы без потока русского сырья – потому что американские колонисты не желали быть ресурсным придатком Британии, а хотели сами перерабатывать свое сырье и богатеть на торговле готовыми изделиями. В 1776 году они попросту восстали и отложились от мамы-Англии, создав Соединенные Штаты, и тогда поток русского сырья стал для британцев жизненно важным. Но, в отличие от американской элиты, строившей фабрики, «еврорусские» предпочитали гнать на Запад непереработанные ресурсы и тратили миллионы не на строительство своей промышленности, а на роскошь и заграничные развлечения.

Не Россия стала диктовать свою волю Англии, а наоборот – индустриально развитая Британия превратила сырьевую Россию в свое орудие. Россия не предприняла ни одной самостоятельной попытки придушить англичан, гадившим русским на каждом шагу. Русское дворянство тратило заработанные на сырых материалах деньги, закупая английские товары. У англичан брались и кредиты. В итоге военно-сырьевой русский колосс стал воевать в интересах британцев. Тогда и родилась прочная традиция британской внешней политики: «Сражаться за интересы Британии до последнего русского». Русскими руками англичане расправились с теми, кто им был опасен – и с Пруссией в Семилетнюю войну, и с Наполеоном. Потом русские приняли горячее участие в освобождении Греции от турецкого владычества, и Греция моментально перешла в британскую сферу влияния. И так далее – вплоть до вступления России в совершенно ненужную ей Первую мировую, когда ценой двух миллионов убитых мы на благо Англии дрались с немцами. Единственный русский государь, который пытался покончить с зависимостью от Англии и сделать Россию самостоятельным игроком, Павел Первый, трагически погиб. Стоило ему пойти на союз с Наполеоном и начать планирование похода в Индию – как Англия инспирировала дворянский заговор и политический переворот в Петербурге, в итоге которого Павла задушили, а на трон взошла очередная «английская игрушка» – Александр Первый. Такой была плата Российской империи за экономическую неразвитость и периферийное положение. Русская военная мощь в этом случае оказалась бессильной – она плясала под дудку сырьевой экономики, повиновалась прихотям «еврорусских». Но продолжим листать работу Кагарлицкого:

«…При Екатерине Великой Россия занимает первое место в мире по производству железа. Однако происходит это при крайне слабом внутреннем спросе… Наряду с Англией русское железо экспортировалось во Францию, где металлурги жаловались, что их эта конкуренция разоряет. Через петербургский порт железо вывозили в Голландию, Испанию и даже в Северную Америку. Единственной альтернативой на мировом рынке было шведское железо, но оно оказывалось заметно дороже… На Россию во второй половине XVIII века приходилось до 70 процентов мирового экспорта железа…

В XVIII веке первое место в нашем экспорте занимала пенька. На втором месте был лен. Пенька – это паруса и канаты, то, без чего невозможен флот того времени. Она являлась стратегическим сырьем XVIII столетия, как уголь во второй половине девятнадцатого или нефть в ХХ веке. Превосходная русская пенька уходила в Англию, а не менее качественный товар доставался французам…

В первой половине ХIХ столетия Россия экспортировала древесину, лен, пеньку, коноплю, сало, шерсть, щетину. На Британию в середине ХIХ века приходилось около трети русского импорта и примерно половина экспорта. К сороковым годам ХIХ в. Англия получала в России две трети требовавшихся ей льна-сырца и пеньки, 80 процентов семян льна и конопли…

Вплоть до середины ХIХ века Россия была основным поставщиком зерна (и прежде всего пшеницы) в Европу. На нее приходилось более двух третей европейского импорта зерна…»

Таким образом, наша экономика во времена Северной Пальмиры XVIII – первой половины ХIХ века сложилась как ресурсно-сырьевой сектор бурно развивающейся индустриальной Европы. Сектор, не только весьма отсталый в технико-технологическом плане, но и лишенный сколько-нибудь значительных капиталов. Именно встроенность Российской империи в складывающуюся мировую экономику на зависимых ролях в решающей степени определило и строй хозяйственной жизни в стране. Что это за строй?

«Империя Романовых … представляла собой феодальный произвол в его чистом виде, но направленный к новым целям. Однако сами эти цели были определены не российской властью, а общим характером мирового развития и капиталистической миросистемы. Феодальные методы мобилизации ресурсов служили модернизации капитализма – не только российского, но и европейского… У нас вошло в обычай повторять, что в России государство в XVIII – ХIХ веках шло «впереди общества». Да, конечно, технически оно всегда было гораздо прогрессивнее общества, ибо к услугам его техники был международный капитал, для которого поддержка русского государства (правильнее – русского феодализма) сделалась своего рода профессией… На протяжении XVIII века русское государство не просто «догоняло» Запад, оно успешно встраивалось в создаваемую Западом экономическую систему. Успехи Петербургской империи XVIII – начала ХIХ века в значительной мере были связаны с эффективным обслуживанием этой системы…

В 30-е годы ХIХ века А.С.Пушкин знаменитую фразу о том, что несмотря на свою грубую и циничную политику «правительство у нас все еще единственный европеец в России». Поэт, разумеется, имел в виду не культурные достижения петербургских бюрократов, а их вовлеченность в общеевропейские дела и проистекающее отсюда стремление модернизировать страну. Петербург со всей его авторитарной бюрократией был для Пушкина источником динамики, силой, заставлявшей страну двигаться и участвовать в мировых делах… Европеизм власти был предопределен вовлеченностью элит в международную экономику. Столица нуждалась в деньгах и товарах мирового рынка. В Петербургской России – чем выше положение социальной группы, тем больше степень ее связи с «Европой». Иными словами – со складывающейся буржуазной миросистемой. Да, в эту систему было вовлечено ничтожное меньшинство жителей страны…»

Проект «Северной Пальмиры» поставил себе целью европеизацию России. И надо признать – в экономическом плане он добился этой цели. Но совершенно не той, что задумывалась Петром первоначально («догнать Европу и повернуться к ней ж…й»). Империя так и не превратилась в экономического гиганта. Однако в европейскую миросистему она таки вошла – но не как лидер, а как ее сырьевой придаток, поставщик дешевых ресурсов. И как потребитель дорогой европейской продукции. В результате такой европейской ориентации Петербурга страна ишачила на государство. А государство удовлетворяло сырьевые потребности Запада и зависело от него. А в обмен на такую службу ничтожное меньшинство страны получило возможность жить, «как на Западе», а подчас – даже лучше. Во всяком случае, таких роскошных дворцов и балов, как в России, более богатая Европа не знала. Но меньшинство «еврорусских» дворян всецело зависело от Запада, считало себя Западом и стремилось на Запад. В Париж, Биарриц, Баден-Баден, Ниццу, Рим, Берлин и Лондон.

Государство, правящая династия и петербургская элита в составе «прирученной» аристократии и высшего чиновничества владели основными богатствами России. В этом смысле российская экономика всегда была государственной. Только вот государство в России – за исключением разве что сталинского правления и короткого периода после него – всегда кому-то принадлежало. В прямом смысле этого слова. А все остальные – воровали. Крали прежде всего у государства. И кто ближе был к власти – тот брал больше. Кто подальше – тот меньше. В авангарде шла русская аристократия, грабившая свою страну в умопомрачительных размерах. Вот и получилась экономическая модель Русской Системы или перераспределительный механизм «общества власти». Государство владеет. Петербургская элита – приватизирует. Чиновничество – крадет. Население – гнобится. Такая вот экономика «добывания трофеев» по-российски. А в итоге получилась хроническая отсталость, подчиненное положение России в мировой экономике и углубляющийся разрыв между Россией и технологическими лидерами.