Осквернитель - Павел Корнев

А сейчас – совсем не уверен. На улице противно, выйдешь из морга, а вместо теплого солнышка колючей снежной крупой по морде.

Джек приложился к фляжке с бренди, утер губы, протянул мне. Я отказываться не стал, хлебнул и почувствовал, как в желудок провалился сгусток жидкого огня.

Хорошо! Только бы не развезло, за время поездки изрядно на грудь приняли. В благих целях, разумеется, – для сугрева и успокоения нервов…

– Эй, уважаемый! – окликнул Пратт дежурного медика и продемонстрировал служебную бляху. – Куда нашего мертвеца поместили? И еще один должен быть – утопленник.

Работник морга оглядел нас с неприкрытым скепсисом, но послать куда подальше важного господина из Охранки не решился и сообщил:

– На леднике они.

– Проводи! – потребовал Пратт. – Давай, давай, шевели копытами!

Медик тяжко вздохнул, достал из каменной ниши фонарь и повел нас по проходу, с непривычки показавшемуся просто бесконечным. Слева лежанки с накрытыми дерюгой телами, справа лежанки с накрытыми дерюгой телами, редкие яркие пятна факелов на стенах, темень, холод, удушающая вонь.

Не выдержав, Джек смочил в бренди свой шейный платок и замотал им лицо; я забрал у него фляжку и попросту хлебнул.

На Лемском поле еще не так воняло. Лето, жара, кругом кучи трупов, сами – по колено в крови и желчи. И ничего – не умер. А здесь что? Обычный морг, делов-то…

Но на леднике проняло и меня. Тела на грязных обломках льда лежали там точь-в-точь как свежевыпотрошенные рыбины на рынке. Тела разные, у одних не хватало конечностей, другие и вовсе были собраны по кускам. Самыми приличными оказалась парочка пахартцев, красовавшихся бурыми макушками снятых скальпов.

– Красота! – пробурчал Джек, забрал у меня фляжку и, оттянув платок, хлебнул бренди. – Ну, а мои где?

– Проходите сюда, – позвал нас за собой медик в дальний угол ледника. Он повесил фонарь на вбитый в стену ржавый крюк и указал на мертвеца в сером сюртуке: – Вот!

– А второй? – напомнил я. – Утопленник?

– Тут, – сдернул служитель морга дерюгу с соседнего тела.

– Вот ничего себе утопленник! – невольно вырвалось у меня. Глотка покойника оказалась рассечена от уха до уха, а живот вспорот, да и в целом нахождение в воде на пользу телу вовсе не пошло.

– И не говори, – согласился со мной Джек, выудил из кармана монету в полкроны и сунул проводившему нас сюда медику. – Иди, дорогу сами найдем.

Служитель морга от вознаграждения отказываться не стал и бесстрашно отправился в обратный путь без оставленного нам фонаря.

Пратт отдал мне фляжку и опустился на корточки рядом с телом подчиненного. Я сделал пару длинных глотков, закрутил серебряный колпачок и спросил:

– Это ведь не ты, Джек?

– Что не я? – удивился тот.

– Не ты все это затеял?

– Странное место для выяснения отношения, не находишь? – хмыкнул Пратт, глядя на меня снизу вверх.

Я прыснул со смеху и вернул ему фляжку.

– Видел бы ты свою физиономию, Джек! Решил небось, будто тут тебе и конец пришел?

– Шутки у тебя, рыжий! – досадливо поморщился Пратт и попросил: – Не пей больше.

– Так это не ты? – уже на полном серьезе повторил я свой вопрос.

– Нет, не я, – ответил Пратт. – Веришь?

– Окажись это ты, жизнь стала бы намного проще.

– И не говори, – согласился со мной Джек и развернулся к мертвецам. – Но раз уж мы прояснили этот вопрос, быть может, займешься осмотром?

– Займусь, не переживай, – хмыкнул я и склонился над клерком, на теле которого помимо перерезанной глотки и вспоротого живота обнаружились лишь глубокие рваные раны, оставленные зубьями кошки. Все ясно – это его из пруда вытаскивали.

Подавив невольную дрожь, я стянул кожаную перчатку и прикоснулся к виску казначейского служителя. Попытался уловить присутствие скверны, но не ощутил ни малейших ее отголосков. После повторил эту процедуру с «серым сюртуком», и вновь безрезультатно.

– Чисты, как слеза младенца, – сообщил я приятелю.

– И о чем это говорит?

– Клерка отправили в Бездну уже мертвым, иначе нечистые растерзали бы его душу в клочья, и я бы почувствовал остаточные следы Скверны. Получается, в деле замешан бесовски сильный чернокнижник – абы кому бездыханное тело из Пустоты не вытянуть.

– Может, их отпели уже? – предположил Джек.

– Думаешь? – засомневался я. – В морге?

– А вдруг?

– Ладно, уточним.

Предположение это показалось крайне неправдоподобным, но в жизни чего только не случается. Если до нас здесь успел побывать священник, его молитва запросто могла очистить наших покойников от Скверны.

Впрочем, неважно. Сейчас меня интересовало нечто совсем другое.

И, достав из-под плаща изогнутый нож, я ухватил кисть мертвого сотрудника Охранки и уверенным движением вспорол рукав его сюртука от запястья и до локтя.

– Ты что делаешь? – удивился Пратт.

– Посвети, – потребовал я и отодрал ткань, открыв жилистое и твердое как камень предплечье. – Дорогая одежка, не находишь? – спросил склонившегося со светильником приятеля.

– Не бедствуем, – не придал Джек особого значения этому замечанию. – Ничего не хочешь объяснить?

Я заголил второе предплечье мертвеца и в неровном свете фонаря принялся разглядывать испещренную татуировками кожу. Темные символы и письмена отчетливо выделялись на мертвенно-бледном теле, но их было столько, что невольно разбежались глаза. Попробуй разберись, нет ли чего лишнего…

– Себастьян! – одернул меня Джек. – Не молчи уже!

Я поднялся на ноги и спросил:

– Эдвард Рох, помнишь такого?

– Рох? – Пратт в задумчивости приложил ко лбу тыльную сторону ладони, но почти сразу протянул: – А-а-а! Тот псих с луком? Мы еще прижали его лет пятнадцать назад? Помню, помню.

– В курсе, что тайная служба привлекла его к сотрудничеству?

– И что с того?

– Большинство Высших на его счету.

У Эдварда Роха был дар – он мог уложить стрелу в мишень из любого возможного положения. Пусть и не в яблочко, а куда придется, но когда цель Высший, а наконечник выкован из проклятого металла, необходимо просто попасть. Он и попадал.

– Стрелял их, да? – озадачился Джек.

– Стрелами с проклятыми наконечниками, – подтвердил я. – А чтобы раньше времени не скопытился от воздействия заточенной в металл Тьмы, мастер-татуировщик Изгоняющих нанес ему на руки специальные символы.

Пратт, который и сам был в наколках от пяток и до шеи, понял намек с полуслова.