Осквернитель - Павел Корнев

– Накройте в кабинете, – решил я и потер колючую щетину на подбородке. – Клаас уже здесь?

– Не появлялся еще.

– Пусть зайдет. И пригласи цирюльника.

– Будет исполнено.

Но спокойно позавтракать не получилось: только избавился от щетины, как сообщили о визите Джека Пратта, который на этот раз пришел не один, а в сопровождении Эдварда Роха.

– Чего вам? – пробурчал я, когда их провели в кабинет.

– Ты просил о помощи, разве нет? – в штыки воспринял мой тон лучник, выставляя к стене непонятно зачем притащенный с собой мольберт.

Впрочем, в своем длинном пальто и шляпе с обвислыми краями он и в самом деле походил на уличного художника. Если не смотреть в глаза, так сразу и не сообразишь, что единственной привычной для него краской является кровь.

– Не обращай внимания, – ухмыльнулся Джек и сцапал с тарелки пирожок. – Наш друг просто не выспался, вот и все. – Он подмигнул мне и спросил: – Ты ведь угостишь нас завтраком, Себастьян?

– Ты вообще никогда не работаешь? – хмуро глянул я в ответ.

– У меня свободный график, – улыбнулся Пратт и без спроса налил себе вина. – Так что насчет завтрака?

Пока персонал поспешно накрывал на еще две персоны, о делах мы не говорили, но, как только остались одни, я сразу поставил вопрос ребром:

– Чего вам надо?

Джек прожевал намазанную маслом булочку, вытер рот салфеткой и укорил меня:

– Ты на редкость недружелюбен сегодня, Себастьян.

– Не испытывай мое терпение, – потребовал я. – Выкладывай!

– Мы нашли его, Себастьян! – рассмеялся безмерно довольный собой Джек. – Эдвард его нашел!

– Да ну? – поморщился я, не особо впечатленный этим известием.

– Покажи ему, Эд, – потребовал Пратт.

Лучник установил мольберт, откинул крышку и отступил, позволяя мне разглядеть фрагмент перерисованной на холст татуировки.

– Это было набито на плече вашего покойника. Красным отмечены вставки, дополняющие основной узор, – пояснил он и достал спрятанную за пазуху книжицу. – А это монография магистра хирургии, профессора королевской медицинской академии Сержа Тегрейна «Основные сложности, возникающие при сведении и ретушировании шрамов, татуировок и врожденных дефектов кожного покрова, с оригинальными иллюстрациями автора». Вот, сам погляди!

Я внимательно изучил заложенный лист, потом сверился с холстом и пришел к выводу, что мастер, дополнивший татуировку «серого сюртука», позаимствовал технику соединения узоров из этой самой монографии.

– Это как искать иголку в стоге сена! – произнес я после недолгих раздумий. – Представляешь, сколько людей имеет доступ к работам профессора? Да одних только студиозусов и за год не проверить!

– Это еще не все. – Эдвард забрал у меня монографию, пролистнул несколько пожелтевших страниц и указал на рисунок, где этап за этапом показывалось преображение похабной наколки в изречение Святого Мартина «Да не убоятся праведники волн морских». – Сравни начертание букв.

– Букв? – озадачился я.

Пригляделся, и действительно – фраза с запястья мертвеца «Да не коснется меня Тьма» была набита ровно такими же заковыристыми буквицами.

– Ну? Видишь теперь? – спросил Джек, обгрызая ножку жареного цыпленка. – Как тебе такое?

Я только головой покачал:

– А вам не приходило в голову, что татуировщик просто скопировал шрифт из монографии этого самого Тегрейна?

– Приходило, – подтвердил Пратт и махнул обглоданной косточкой лучнику: – Обоснуй!

– Начертание слова «Тьма» не приводится ни в этой монографии, ни в других работах профессора, – заявил Эдвард. – Там также не приводится начертание заглавной буквы «Т».

– И что с того? – поторопил я его, чрезвычайно раздраженный неуместной медлительностью.

Рох достал роскошно оформленный анатомический атлас и раскрыл его.

– Сегодня, одевшись подобающим образом, – с усмешкой поведал он, – я посетил академию и упросил расписаться сие светило медицины на моей книге.

Я подошел и внимательно изучил оставленный размашистым почерком автограф.

– На верхнюю черту буквы «Т» внимание обрати, – подсказал Джек.

– Обратил.

Крыть было нечем, буквы оказались идентичны.

Татуировку «серому сюртуку» делал либо сам профессор, либо же ее делали по заказанному у него эскизу. В любом случае, к магистру хирургии Сержу Тегрейну стоило приглядеться повнимательней.

Вот только оно мне надо?

– Джек, можно поговорить с тобой наедине? – попросил я.

– Эдвард, дуй в академию, – тут же распорядился Пратт, – и глаз с профессора не спускай.

Лучник собрал мольберт и, не преминув прихватить со стола пару булочек, покинул кабинет. Я прикрыл за ним дверь и уставился на приятеля.

– Ты что задумал? – спросил у него.

– А разве непонятно? – ухмыльнулся в ответ рыжий пройдоха. – Поговорю с профессором с глазу на глаз. Неофициально, разумеется. Абсолютно неофициально, да, – кивнул он в подтверждение своих слов.

– Зачем? – нахмурился я. – Тебе сейчас надо свою задницу прикрыть, а не в сыщика играть.

– Прикрыл уже. Твой порошок сработал что надо.

– Умер?

– Слизняк из Пурпурной палаты? Утром Святым душу отдал.

Я кивнул, принимая услышанное к сведению, и наполнил миниатюрную фарфоровую чашечку черным кофе.

– Тогда тем более не понимаю, зачем тебе суетиться. Официальный ход делу ты дать не сможешь. Вернуть наконечники – тоже. Его преосвященство в них не заинтересован, на его покровительство рассчитывать не приходится. Так зачем все это, Джек? К чему никому не нужный риск?

– Ничего в этом мире не происходит без причины, Себастьян, – пространно ответил Пратт. – Ты вот знаешь, зачем кому-либо могли понадобиться наконечники?

– Нет.

– И я не знаю. Но они не в частную коллекцию уйдут, ты уж поверь моему чутью. Их используют, и мне даже страшно подумать как.

– А вот мне – так все равно, – хмыкнул я, вместе с тем понимая и озабоченность приятеля.

Для него это настоящая головная боль, над ним словно топор палача завис: если сыщикам надзорной коллегии удастся распутать это преступление, то кто-нибудь из лиходеев неминуемо проговорится о соучастии «серого сюртука». А там и до обвинения в пособничестве недалеко.

– Тебе не может быть все равно, ты – мой друг, – ухмыльнулся Пратт.

– Забудь, – посоветовал я.

– Не могу, – помрачнел Джек. – Я хочу быть уверенным, что никто не начнет болтать, когда дело запахнет жареным. И я должен знать, кто еще из моих людей замешан в этом деле.