t - Виктор Пелевин

— Значит, чтобы подытожить. Нас с вами создаёт некий демон по имени Ариэль, который является творцом и владыкой этого мира, так?

— Он не считает себя демоном, — ответил Т. — Он называет себя истинным человеком. И создаёт он нас не в одиночестве, а вместе с целой шайкой таких же сущностей как и он. Но вы правы — для нас с вами, разумеется, он демон. Или, скорее, бог — но не благой, а довольно злобный и недалёкий.

— Вы находитесь в постоянном контакте с этим демоном?

— Не то чтобы в постоянном, — сказал Т. — Он сам выбирает, когда и в каком обличье появиться. Но общаемся мы часто.

— А про меня этот демон сообщил, что я тоже его творение, но по сравнению с вами как бы второсортное и эпизодическое?

— Да, в общих чертах так, — согласился Т. — Только не обижайтесь. Наша с вами природа такова, что глупо говорить о чьём-то превосходстве. Мы просто чужая выдумка, порождение мыслящих нас по очереди умов…

И Т. указал куда-то вдаль.

— Ага, — сказал Кнопф. — Понятно. Эти умы выдумывают нас с художественной целью?

— Да, — ответил Т. — Хотя при этом сильно сомневаются в художественной ценности своего продукта. Как я понял, их цель гораздо ближе к коммерческому скотоводству, чем к художеству.

Кнопф забарабанил пальцами по скамейке.

— Скажите, а эти ваши демоны рассказали, зачем вы идёте в Оптину Пустынь? — спросил он. — И почему ваши попытки наталкиваются на такое ожесточённое сопротивление?

— Конечно, — сказал Т. — Я должен попасть туда, чтобы покаяться и примириться с церковью. Демонам это нужно для интриги, которую я сам не понимаю до конца.

— А как вам объяснили мою роль?

— Вы строите мне козни, чтобы было интересней.

— Значит, чтобы было интересней, — повторил Кнопф. — Лучшие агенты сыскного отделения гибнут как мухи, чтобы было интересней… И всё?

Т. кивнул.

Где-то за рекой три раза громко пробил колокол. Звук у него был меланхолический и какой-то вопрошающий.

Кнопф встал с места и принялся быстро ходить взад-вперёд перед лавкой — его, казалось, переполняли эмоции.

— Скажите, — спросил он, — доводилось ли вам слышать от вашего Ариэля про обелиск Эхнатона?

— Нет, — ответил Т.

— А про гермафродита с кошачьей головой?

— Тоже нет. А что это такое?

— Знаете, — сказал Кнопф, — как и большинство сыщиков, я по убеждениям материалист и атеист. Но после вашего рассказа я готов поверить в существование сверхъестественного мира. Может ли быть, чтобы вас действительно вели духи зла, как верят некоторые петербургские сановники?

— Меня? — от изумления Т. выпучил глаза. — Духи зла? Вы в своём уме?

— Хорошо-с, — сказал Кнопф. — Не желаете ли ознакомиться с моей версией происходящего?

— Будет любопытно. Кнопф опустился на лавку.

— В тысяча восемьсот шестьдесят первом году, — заговорил он, — да-да, граф, именно в год освобождения крепостных, в Египте, в окрестностях древних Фив, нашли странную могилу. Сначала археологи решили, что это захоронение какого-то жреца, или, может быть, фараона, поскольку фараонов нередко хоронили тайно — но представьте себе изумление раскопщиков, когда в огромном саркофаге погребальной камеры они нашли разбитый на части обелиск. Его осколки были залиты битумным маслом и завёрнуты в бинты, словно мумия. От обелиска сохранились только фрагменты, но даже того, что египтологам удалось прочесть, оказалось достаточно, чтобы в дело вмешался Ватикан. Обелиск был уничтожен, а открытие навсегда скрыто от человечества…

— Это и был обелиск Эхнатона?

— Совершенно верно. Колонна фараона-отступника, который перенёс столицу в пустыню и первым в мире попытался уйти от многобожия. Обелиск был разбит жрецами после восстановления старых порядков, что произошло очень быстро после смерти Эхнатона. А тайные последователи фараона захоронили каменные осколки.

— Что было написано на обелиске?

— Смысл надписи был чудовищен. Из прочитанного археологами следовало, что Эхнатон не походил на обычных земных властителей, поклонявшихся выбранному божеству в обмен на его помощь. Он был фанатиком, то есть он больше всего мечтал услужить своему богу просто так. И бог дал ему такую возможность.

— Какой бог? — спросил Т.

— Этот бог изначально был гермафродитом с кошачьей головой. Но видеть его изображение считалось дурным знаком, и суеверие было настолько сильным, что его никогда не изображали на фресках или барельефах в настоящем виде. Использовали замещающий образ в виде диска с множеством рук — смысл был в том, что этот бог всемогущ и ослепительно прекрасен, и дать о нём представление может лишь сияние солнечной короны. Затем суеверие распространилось на всякое упоминание его имени, отчего оно исчезло из надписей, а все уже сделанные были уничтожены. Его почитали, не именуя прямо — точно так же, как фараонов называли не их собственными именами, а различными магическими титулами. Попросту говоря, чтобы не произносить запретного имени, этого бога стали называть «наше солнышко» и изображали в виде солнечного диска — поскольку сравнение с солнцем было самой высокой формой лести, доступной древнему человеку. На деле же гермафродит с кошачьей головой был самым жутким из богов…

— Откуда вы всё это знаете? — спросил Т., недоверчиво глядя на Кнопфа.

— От тех, кто послал меня за вами, — ответил Кнопф. — Позволите продолжить?

Т. кивнул.

— В качестве свидетельства своей преданности Эхнатон поклялся принести в жертву гермафродиту огромное количество душ — самое большое число, которое когда-либо было записано египетскими знаками.

Мне называли точную цифру, но я не запомнил — помню только, что она совсем не круглая…

— А как души приносили в жертву? — перебил Т.

— Вот это и было самым поразительным и ужасным. Чтобы уловить как можно больше душ в свои сети, жрецы Эхнатона решили использовать доктрину единобожия. Суть их плана сводилась к тому, чтобы оставить гермафродита с кошачьей головой единственным богом, а всех остальных богов объявить демонами. Но, поскольку подлинный образ гермафродита следовало скрыть, решено было заманить людей в ловушку, использовав в качестве приманки невидимый идол нематериальной природы… Скажу вам честно, граф, что смысла этих слов я не понимаю сам.

— Это как раз довольно просто, — хмыкнул Т.

— Просто? — нахмурился Кнопф.

— Конечно. Что такое, по-вашему, идол?

— Статуя, которую первобытные люди натирают жиром, чтобы им везло на войне и охоте…

— Верно, но почему обязательно статуя? Идолы могут быть самыми разными. Можно сказать людям: ваш бог — вот этот раскрашенный пень. Изготовить такой идол нетрудно, но и уничтожить его тоже легко — такой бог быстро потеряется во времени. Но если выбрать в качестве идола отвлечённое построение ума, например, концепцию бестелесного Бога как личности, то уничтожить такой идол не будет никакой возможности, даже послав целую армию. Вернее, останется лишь один способ избавиться от него — перестать о нём думать. Но для большинства людей это за пределами осуществимого.