Короли и королевы. Трагедии любви - Жюльетта Бенцони

Когда ей уже была оказана большая часть почестей, Ву Цо Тьен внезапно почувствовала, что ей недостает чего-то. На душе у нее было пусто и одиноко, ибо впервые в своей жизни она ощутила, что и у нее есть сердце.

Почему ты избегаешь меня? Почему тебя никогда нет рядом, когда я желаю тебя? Неужели ты не догадываешься, что ради тебя я готова сделать все, что угодно? Ты можешь владеть и управлять мною… тебе стоит всего лишь захотеть этого.

Но Шанг Куанюй, который находился лишь в нескольких шагах от трона, оставался безучастен и равнодушен. На этот раз он пребывал в позе хорошо разыгранного почтения и благолепия, низко склонившись к полу, что сперва сильно смутило императрицу.

– Подойди сюда, – приказала она резким голосом. – Подойди ко мне поближе.

Он повиновался и подошел на несколько шагов ближе, но так и не взглянул на Ву Цо Тьен. Он слишком хорошо знал, насколько опасна красота этой женщины и, по возможности, старался избежать ее взгляда. При входе он сразу заметил, насколько обольстительна она в этом небесно-голубом платье, усеянном цветами яблони. Помимо этих вышитых цветов, она украсила свои волосы настоящими. От нее исходил столь сильный аромат благовоний, что у него слегка закружилась голова.

Он еще не успел произнести ни слова, когда она поднялась, подошла к нему и положила ему руку на плечо.

– Ты не понимаешь, что я хочу тебе сказать, Шанг Куанюй? Ты хочешь смутить меня и потому вынуждаешь говорить о том, что лежит у меня на сердце.

Незаметно он отступил немного назад и холодно поклонился.

– Великая, досточтимая императрица не должна говорить того, о чем потом пожалеет. В это мгновение она говорит из благородных побуждений, которые, очевидно, вскоре пройдут.

Она яростно топнула ногой и забыла о своих императорских обязанностях.

– Я никогда не жалею о том, что сказала, ибо если я произношу какие-либо слова, я тщательно обдумываю их прежде. Неужели твое сердце столь холодно? Неужели оно не понимает, что ему хочет сказать мое сердце? Ты знаешь, ведь в какой мере…

Тихо, но настойчиво Шанг Куанюй прервал ее.

– Никто не может приказать своему сердцу, о драгоценная жемчужина. Мое сердце уже долгое время не принадлежит мне. Я уже давно не чувствую его, как же оно может тебя слышать?

Затем он учтиво поклонился и направился к двери, прежде чем совершенно ошеломленная Ву Цо Тьен успела сделать хоть одно движение, чтобы удержать его. Еще не успела опуститься за ним завеса из красного шелка, как молодая женщина осознала, что ее любовь отвергли, как если бы она была ничтожной рабыней. Его сердце не принадлежит ему более, утверждает он. Он любит другую… Быть может, свою жену, это убогое создание, которая безмолвна и невзрачна, как колибри. Если бы она была в этом уверена…

Именно в этот момент вошел главный евнух, которого она своими подарками сделала преданным лишь ей слугой. Этот хитрый, умный человек, который мог молчать как могила, без сомнения, был единственным человеком при дворе, способным ответить на все возникшие вопросы. Он всегда знал все обо всем. На этот раз он выглядел задумчивым и ему явно было что сообщить.

– Что у тебя, говори, – приказала она.

– Сын Дракона в последнее время озабочен, досточтимая госпожа… мне стало известно, что он ходил в тюрьму. Он повелел открыть ему подземелье, где находится прежняя императрица.

Ву Цо Тьен вскочила с побледневшими губами.

– Он спускался вниз? Он был в тюрьме вопреки всему тому, что обещал мне! Что за безумие напало на него?

– Чужеземные монахи проводят дни за тем, что проповедуют ему милосердие и любовь к ближнему. Он хотел взглянуть, действительно ли заключенная столь жалка и достойна сожаления, как они говорят.

– Неслыханно! Итак, слушай внимательно: когда повелитель вернется во дворец, ты спустишься в подземелье и прикажешь страже… – продолжая разговаривать с ним, она поспешила к маленькому столику, взяла кисточку для письма и быстро начертала несколько иероглифов на украшенном императорской печатью куске пергамента, который протянула евнуху.

– Вот. Теперь никто не осмелится ослушаться тебя. Скажи им, чтобы они…

Она подошла к нему совсем близко и говорила так тихо, что лишь он один мог понять ее приказ.

* * *

Когда Као Цонг возвратился в свои покои, он пожелал поделиться своими запутанными мыслями с вице-канцлером.

– Теперь я уже не уверен, что тогда поступил правильно, – промолвил он. – То, что я увидел сегодня в темнице, почти разбило мое сердце, ибо Ванг всегда была мне доброй женой. Христианские монахи убеждают меня, что я слишком поторопился с приговором, что, быть может, она была невиновна, и иногда я говорю самому себе, что они правы. Пребывание в тюрьме…

Он прервался и закрыл лицо обеими руками. Он все еще чувствовал смрадное дыхание подземелья.

– Что увидел ты, благородный повелитель? – тихо спросил Шанг Куанюй.

– Обтянутые серой плотью скелеты, которые ползают в невыносимой грязи. Они дрожат от холода и покрыты проказой. Призраки, у которых не осталось ничего человеческого, но которые когда-то были прекрасными женщинами. Они почти лишились дара речи, но тем не менее продолжают клясться в своей невиновности.

Шанг Куанюй внезапно бросился на землю и схватил холодную руку императора.

– Повелитель, пришло время, когда ты прозрел и увидел истину! Первая императрица была совершенно невиновна. Она была добра и нежна, никогда по ее приказу даже не били слуг. Она была печальна от того, что не могла подарить тебе ребенка, но она была не способна совершить столь чудовищное злодеяние.

– Что ты хочешь сказать? Ты осмеливаешься утверждать, что Ву Цо Тьен…

– Она хотела господствовать, божественный владыка, а Ванг стояла на ее пути. Она не остановилась ни перед чем, чтобы достичь своей цели.

– Нет… нет, я отказываюсь тебе верить. Ты клевещешь на нее, ибо презираешь ее…

В это мгновение до императорского павильона донеслись крики, кто-то кричал от боли, и император замолк. Некоторое время он прислушивался, а затем приказал:

– Пойди узнай, что там происходит.

Шанг Куанюй поспешил туда и вскоре вернулся. Он был бел как его шелковое платье.

– Ну? – спросил правитель. Вице-канцлер бросился перед ним на колени.

– По приказу императрицы заключенным Ванг и Сиу Фей дали по сотне ударов плетьми, затем отрубили им руки и ноги, после чего утопили их в бочках.

Бледный, как труп, император поднялся со своего места. Широко открытыми глазами он смотрел на своего советника.

– Она осмелилась… без моего приказа? Гнетущая тишина воцарилась между мужчинами.

Шанг Куанюй испытывал глубокое сострадание к своему господину, ибо знал, что тот не может избавиться от дьяволицы, которую он взял себе в жены. Поэтому он прошептал: