Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Давид успокаивал себя одним: когда долг Цезарю Мауросу будет выплачен, он убьет своего двойника. Рудольф Валери прекратит свое существование.

И уйдет он не один.

– Здесь ровно половина – семьдесят тысяч, – вытащив из кармана пачку ассигнаций, сказал Давид. – Через две недели, господин Маурос, я принесу остаток.

Под взглядом двух здоровенных молодцов в смокингах, похожих на быков из одной упряжки, Давид положил перед яйцеголовым и безбровым гигантом деньги и отступил назад.

– Вы не сдержали слова, господин Валери, – сказал Цезарь Маурос. Окутав себя дымом сигары, он прищурил левый глаз. – Очень жаль. Кстати, – он подался вперед, – вы не из тех мужчин, кто принимает деньги от женщин? Ей-богу, таким прохвостам я отрезал бы их горячие хвосты! – Не спуская с гостя глаз, враз превратившихся в острые буравчики, он вновь крепко затянулся сигарой. – Я не возьму ваших денег – не возьму их сегодня. Но завтра вечером в это же время я получу от вас все. Слышите? – все. – Дымчатый «кошачий глаз» угрожающе сиял на мизинце его правой руки. – И не пытайтесь сбежать – я отыщу вас. И, поверьте, я сумею показать вам, чего стоит долг, неуплаченный вовремя Цезарю Мауросу. До скорой встречи, господин неудачник. Кланяйтесь Лейле!

Давид подъезжал к Жеррадону. Просить денег у отца, которого он когда-то безжалостно оскорбил и бросил, было уже поздно. Хотя, может быть, он и дал бы ему необходимую сумму. У Баратрана он не взял бы ни гроша. Он не мог смешать два этих мира, в которых жил, не мог дать им пересечься. Ему казалось, он скорее бы умер! Оставалась дочь старика – великолепная Равенна Руоль…

С тех пор, как он стал другом герцогини, Давиду был открыт парадный вход. Давид отворил калитку возле массивной каменной арки с чугунными воротами, прошел по главной аллее к замку.

В дверях его встретил камердинер герцогини.

– Это невероятно, господин Валери, невероятно! – залепетал тот. – Она умерла – задохнулась! Представьте, всего лишь лососевая икринка, сударь. Одна только икринка! Сегодня утром, за завтраком…

Давид схватил его за руку:

– Кто?! Говорите толком!

– Хозяйка! Это ужасно, господин Валери! Попала не в то горло!

Опередив камердинера, Давид ринулся в дом. Огляделся. Зеркала в холле были задрапированы черным.

– Где она? – обернувшись, крикнул он. – Где ее тело?

– В бордовой зале, господин Валери! – вслед ему кричал камердинер. – Идите один! У меня нет сил смотреть на нее!

Давид открыл двери и замер. Шторы были задернуты. В центре залы, на огромном столе, среди белых роз, казавшихся снегом, и полусотни горевших свечей лежало тело женщины…

Подойдя к столу, Давид как зачарованный смотрел на нее. Глаза герцогини были закрыты, черты заострились. Да, Равенна Руоль была мертва. Тело красавицы-Мессалины превратилось в прах. Давид осторожно протянул руку и дотронулся до синеватых губ покойницы. И вдруг сердце Давида забилось часто, слишком часто. Он не мог оторвать своих пальцев от этих губ! У самого уха покойной лежала белая роза, раскрывшая лепестки, на которых блестели капли воды. Давид перевел взгляд с розы на лицо герцогини и вдруг, схватив цветок, всадил его в белый лоб покойной. На целый дюйм, как в масло, корешок вошел в череп Равенны.

И тут же Давид вздрогнул от смеха. Он скатился на него откуда-то сверху – знакомый и резкий. Зала мгновенно наполнилась светом. Чувствуя, что сердце его выпрыгивает наружу, Давид поднял голову.

Из маленькой ложи на него смотрели две женщины – Лейла и ее белокожая и золотогривая хозяйка. Они приветливо помахали ему рукой. Но Давид даже не взглянул на герцогиню – не ее это была выдумка!

– Лейла! – бешено крикнул он. – Тебе стоило бы знать, что воск теплее мертвой плоти!

– Вы сам дьявол, Рудольф! – засмеялась герцогиня. – Вас не проведешь!

– Ах, господин Валери, – вставая со своего места, бросила Лейла, – вы испортили такой великолепный слепок!

Фрейлина герцогини покинула ложу.

– А я на тебя в обиде, – продолжала хозяйка дома. – Ты вовсе не горевал о своей возлюбленной. Ты – черствый человек, Рудольф. Настоящий негодяй. Я надеялась, что ты поцелуешь меня в лоб, а вместо этого…

– Послушай, Равенна, – перебил он ее, – мне нужны деньги. Семьдесят тысяч. Сегодня же. Иначе меня убьют. Ни тебе, ни мне лучше от этого не станет. Я прошу тебя, дай мне эти деньги. Прямо сейчас.

Лицо герцогини вдруг стало обиженным.

– Что значит «дай»? У нас есть уговор. Конечно, мне не жалко этих денег. Для тебя. Но я тоже хочу, чтобы ты исполнил одну мою просьбу. Правда, – герцогиня лукаво улыбнулась, – она, возможно, покажется тебе странной…

– Ты хочешь, чтобы я изнасиловал твою восковую копию? – усмехнулся Давид. Он низко поклонился. – Располагайте мной, ваше высочество. Только прежде научите – как.

– Зачем же копию? – открывая дверь и входя в залу, спросила Лейла. Она держала за руку мальчика лет двенадцати, одетого по-старинному – в камзольчик, панталоны, белые чулки и башмаки с пряжками.

– Вот-вот, – кивнула сверху герцогиня. – Не груби мне и не паясничай. У меня есть паж, его зовут Руби. – Ее голос неожиданно стал капризным. – Так вот, я хочу, чтобы он стал твоим!

– Что значит – моим? – не понял Давид. Он пригляделся к мальчишке – это был флейтист Лейлы. – О чем вы говорите, милые дамы?

– Догадайся, – холодно бросила Лейла.

Не веря своим ушам, Давид посмотрел на Равенну.

– Повтори, – глухо попросил он.

Но герцогиня, словно ей было нестерпимо жарко, тотчас принялась торопливо обмахиваться веером.

– Ты прекрасно меня слышал, Рудольф, – с металлическими нотками в голосе произнесла герцогиня. – Я тебе сказала, как ты можешь заработать эти деньги!

Только тут Давид встретился взглядом с женщиной, державшей мальчика за руку. Фрейлина герцогини обворожительно улыбнулась ему. Ее улыбка, обнажившая ряд белых зубов, улыбка волчицы, искусно преображенной в женщину, была обольстительна.

– Будьте мужчиной, господин Валери, – сказала она. – Ведь на это вы большой мастер. – Лейла расстегнула первую пуговицу на камзоле мальчика. – Не бойся, Руби, – проговорила она тоном заботливой матери, – тебе понравится. Недаром ты любишь наряжаться в женские платья. Вот увидишь, у господина Валери это получается очень славно. А если тебе и будет больно, ты потерпишь, правда? Ведь ты откроешь для себя то, о чем раньше и не подозревал. Как знать, может быть, это поможет тебе как-то по-новому устроить свою жизнь?

С той же нежной заботой она стянула с мальчика камзол, спустила до самых колен его панталоны с белыми кружевами на икрах.

– Я не могу этого сделать, – прошептал Давид.