Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Эту женщину он ненавидел!

Оставив старика и Пуля наслаждаться представлением, что проходило на огромной деревянной сцене, за два дня собранной в центре Весенней площади, Давид выбрался из амфитеатра и смешался с толпой.

У клеток, где, глухо рыча, томились тигры, Давид принялся рассматривать в театральный бинокль Королевские ложи. При очередном ослепительном взрыве огней над площадью он разглядел двух дам, скрывавших свои лица под масками. Первая была статной, светловолосой, в серебристо-золотом платье, вторая – тонкой и грациозной, одетой в черное.

Но как было к ним подступиться?

Один из тигров, следивший за Давидом, зарычал, сверкая глазами, и бросился к прутьям. Давид непроизвольно отпрянул. Когда же он вновь поднес бинокль к глазам, женщины в черном уже не было.

В одном из бурлящих кафе, там же на площади, Давид уже расправлялся со стаканом вина, когда кто-то тронул его плечо.

Давид обернулся – на него смотрела Лейла.

– Ты искал меня? – мягко спросила она.

В ее глазах не было и намека на тот холод, которым она окатила его при последнем свидании в доме герцогини. Они лучились! Лейла вся была сейчас одним лучом – ярким и притягательным, несмотря на черное платье и смоляные волосы. Полуоткрытый рот, ровная смуглая кожа, запах духов, юного тела…

Давид поставил стакан на стойку.

– Я хочу поговорить с тобой. Но не здесь – подальше от этого балагана.

– Что ж, идем, – чуть помедлив, ответила она.

Не пройдя среди праздничной толпы и ста шагов, они оказались у зияющего проема в сцене. Остановив Давида, Лейла потащила его за собой… В темноте, пахнущей свежими досками, они стояли друг против друга. Узкие щели были здесь единственным источником света. Грохот сотен ног над головой оглушал. Руки женщины обняли шею Давида, и он почувствовал, что не может дышать – губы Лейлы были тому причиной.

– Я ведь знаю, ты хочешь, – прошептала она и, прихватив платье, сама потянула его по бедрам вверх. – Пусть это будет, как в первый раз. Ты помнишь?

Но ответить он был не в силах. Давид сжал ее запястья и резко повернул Лейлу к доскам. Закинув голову назад, освободив руки, она оперлась о дощатую стену ладонями. «Да, милый, да», – говорила она, когда он, скомкав платье на ее талии, опоясав ее им, уже крепко сжимал бедра любовницы, вновь готовый подчинить ее себе…

Но только они обрели чувство времени, как Лейла переменилась. Точно не решаясь долго оставаться к нему спиной, она сама оказалась позади Давида и уже тесно обнимала его.

– Мне кажется, ты не на шутку обижен на меня, – шептала она, держа его за локти, прижимаясь к нему щекой. – Но за что? Я отговаривала тебя играть – ты не послушал меня. Работа, которую я нашла, спасла тебе жизнь. Восковая герцогиня Руоль? По-моему – славная шутка! Что касается мальчишки, Давид, мы с Равенной решили, а вдруг Рудольфу Валери, пресыщенному женским обществом, захочется чего-то нового? Но ты не захотел и тотчас получил свои деньги! Разве не так?

Давид повернулся к ней. Он не видел лица Лейлы – золотой луч, пробиравшийся между двух досок, бил мимо, но был уверен, что и сейчас, как всегда, эта женщина смеется над ним.

Лейла взяла его руку:

– Почему ты молчишь? Где ты? Милый?

«Сейчас! прямо сейчас! – стучало у него в голове. – Здесь темно, кругом грохот, никто ничего не услышит. Никто!»

Неожиданно рука Лейлы сжала его пальцы.

– Смотри же! Только тише! Кажется, это он…

На фоне отдаленного светлого проема, через который они проникли сюда, стоял мужской силуэт.

– Кто – «он»? – рассеянно спросил Давид.

– Нет, – прошептала она, когда фигура исчезла. – Наверное, я ошиблась. Идем, – Лейла потянула его за руку. – Идем же. Боюсь здесь оставаться – я обо всем расскажу по дороге.

– Вот уже две недели меня преследует незнакомец, – сказала она, когда они вынырнули из толпы на Весенний бульвар, все дальше уходя от площади. – Впервые я увидела его в театре, мы были вместе с Равенной. Он уже немолод, но крепок, черноволос, смугл, и, как видно, в нем еще горячая кровь. По всему он богат. Один раз увидев меня, теперь он преследует меня всюду. Точно из-под земли появляется за моей спиной. А два дня назад я получила от него письмо, где он признается в любви и предупреждает, что убьет любого, кто будет рядом со мной. Отныне я не безопасная спутница!

Но, шагая с ней рядом, Давид сейчас мучился лишь одним вопросом: «Где и когда?»

– Мы опять друзья? – спросила Лейла, когда они шагали по темной, вымощенной булыжниками улочке.

– Конечно, – не моргнув и глазом, ответил он.

Отголоски орудийных залпов и зарницы фейерверков были тут единственным, что напоминало о празднике.

Лейла поежилась:

– Прохладно. Не слишком ли далеко мы зашли? Ты, кажется, хотел о чем-то поговорить со мной, а сам молчишь. Нам стоит поторопиться. Герцогиня уже заждалась меня…

Давид замедлил шаг, и Лейла, не заметив этого, оказалась впереди. Вспышка разноцветных огней озарила крыши домов, зажгла темные окна, россыпью прокатилась по платью Лейлы и ее волосам… Давид стремительно выбросил руку из-за спины и направил дуло револьвера на затылок Лейлы. В эту минуту кто-то окрикнул его – громко и гневно:

– Эй, вы, сударь!

Давид рывком оглянулся. Над площадью Пальма-Амы взорвался и таял золотой букет. На середине улицы, в двадцати шагах от него, стоял человек. В распаде угасающих огней Давид увидел на лице мужчины маску. Правая рука незнакомца, как показалось ему, нырнула за отворот смокинга…

– Стреляй, Давид, не жди, – услышал он голос у самого уха. – Он убьет тебя. Стреляй же!

И тогда он вздрогнул от выстрела, от неожиданно сильной отдачи в ладонь. Человек сделал два шага по направлению к ним, затем отступил и повалился на мостовую.

Несколько секунд Давид стоял в растерянности, потом сорвался с места и подбежал к незнакомцу. Обратив лицо в маске к ночному небу, тот лежал, неловко подвернув под себя правую руку, разбросав широко ноги. На белой манишке его смокинга, на груди, слева, расплывалось темное пятно. Слыша позади приближающийся стук каблуков, согнувшись над человеком, он ощупал ему грудь. Никакого оружия там не было. Давиду вдруг стало страшно. Он протянул руку к лицу незнакомца и сорвал маску. На площади вновь громыхнули пушки, и новая вспышка высветила лицо молодого человека, светловолосого, одних с Давидом лет. В глазах его гасли отблески разноцветных огней. Человек был мертв.

Давид боялся дышать. Чувствуя, как страх расползается по всему его нутру, Давид поднял голову.

– Это не он, – прошептала Лейла. – Я ошиблась. Это совсем другой человек. Я не знаю его…

Огни над площадью погасли. Улица была темна. Давиду казалось, что он оглох. Страх бился теперь в каждой его клетке. Он закрыл лицо руками.