Саша, Саня, Шура - Дарья Волкова

***

А во второй раз – нет. Проснулся Александр один. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить вчерашний вечер  -  и подскочить на постели.

Сани в комнате не было. 

Не было и ее вещей – одежды, например. Саша схватил телефон, который показал, что время еще довольно раннее. Начало девятого.

Повинуясь какому-то непонятному импульсу, он подошел к окну. Чтобы увидеть, как с парковки выезжает знакомый синий кроссовер с багажником на крыше.

***

Она отъехала километров двадцать от последнего перевала  - и свернула в уходящий направо расчищенный проселок, который вел в какую-то деревню. По нему машина проехала еще несколько сотен метров, так, чтобы ее не было видно с дороги. И остановилась. Из машины выбралась девушка и пошла в сторону леса, не обращая внимания на забивающийся в ботинки снег. Пройдя шагов двадцать, она остановилась. Обернулась.

Вон стоит ее машина. Саня купила ее два года назад. Девушка опустила взгляд вниз. Это ее ноги в темно-зеленых штанах и серых ботинках, полных снега. И это ее красные озябшие руки без перчаток.

Все ее. Но по отдельности. А целиком Александра Егорова себя не узнавала.  Потому что то, что произошло с ней накануне– с ней произойти не могло.

Ее, как какую-то вещь, на глазах у других людей – знакомых людей, между прочим! – утащили на плече. А потом… потом… ох, что было потом…

Саша резко обернулась и уставилась взглядом в белоснежное поле напротив. Оттуда вдруг задул резкий злой ветер, и от него заслезились глаза. Она часто заморгала, замерзающие слезы закололи глаза.

Потом… что же было потом… как это назвать…

Самое ужасное, что теперь, стоя на ледяном ветру в тонкой куртке и чувствуя, как тает снег в ботинках, Саня перестала себя обманывать. Она могла бы это остановить. Она знала, чувствовала, что могла бы. Чуть сильнее сопротивляться. Закричать. Заплакать.  Она знала, что могла бы сделать что-то такое, что он бы остановился. Ведь Саша… он не насильник. Он добрый. Просто… он разозлился. Она разозлилась. А потом… потом их ссора как-то незаметно превратилась в игру.  В какое-то непонятное притворство. Она притворялась, что не может оказать настоящего сопротивления. Он притворялся, что хочет взять ее силой. И взял. Только она на тот момент уже сама хотела этого.

Саня передернула плечами, наклонилась, зачерпнула горсть снега, не чувствуя холода.  Она никогда не могла про себя такого подумать. Что ей нравится такой секс – на грани принуждения и насилия, грубый, жесткий. И никак не могла бы про себя предположить, что ей понравится, когда ее лупят рукой по заднице. Она и сейчас не могла такое про себя сказать. Дело было не в сексе как таковом, его жесткости и грубости в этот раз. А в Саше. Потому что это Саша. Она хотела его. С той самой секунды, как увидела, хмурого и небритого, в арке кают-компании. До дрожи хотела почувствовать его руки на себе, его дыхание у своей щеки. Чтобы обнял крепко. И чтобы сказал, что ужасно скучал.

А он сказал ей совсем другие слова. Он назвал ее шлюхой. Он предположил… допустил мысль о том, что она там со всеми… с каждым… Она развернулась, замахнулась  - и тугой снежок улетел в сторону темных деревьев.

А что ты хотела, Александра Игоревна? Вспомни, с чего началось ваше знакомство. Ты перед ним голая ноги раздвинула. Ты потом сама к нему первая приехала. Вспомни, как он тебя бросил и помчался к жене, как только она его позвала. А ведь тебя Генка об этом предупреждал. И так оно и вышло. Любовь, уважение, достойное отношение – это все ей. Неизвестной Ирине. А тебя можно унизить перед другими, уволочь на плече, назвать шлюхой, поставить раком и  грубо поиметь. И по заднице заодно отлупить. Без заметного сопротивления с твоей стороны, прошу заметить.

Саня уткнулась лицом в ледяные мокрые ладони. Вот не зря она так упорно бегала от отношений. Словно боялась. Будто знала.

Знала интуитивно, что любить – это больно.

Она еще постояла в тени хмурого леса, пока окончательно не замерзла.

А потом пошла в машину. Вытерла мокрые руки, лицо. Сняла ботинки и вытряхнула остатки снега из них.

Нечего себя жалеть, нечего. Ты сама все начала. Ты сама его выбрала. Ты сама ему себя предложила. Тебя предупреждали, а ты не послушала. А теперь  -  нечего ныть и распускать сопли. Как начала – так и закачивай.

И точка.

***

Он зачем-то выскочил на улицу – словно собрался бежать следом за машиной. На крыльце стоял Браун, курил и задумчиво смотрел туда, где скрылся, поднимая снежную пыль, синий кроссовер. Обернулся на стук двери, смерил Сашу неприязненным  взглядом.

- Очень хочется дать тебе в морду, - процедил Браун сквозь зубы. – Несмотря на все несоответствие весоростовых показателей.

Саша промолчал. Он тоже смотрел туда, где исчез в клубах снежной пыли синий кроссовер. Ему очень хотелось закрыть глаза, зажмуриться, крепко-крепко. А когда откроет – машина еще здесь. Пусть даже готовая тронуться. Он успеет. Добежать. Перехватить. Обнять. Что-то сказать. Попросить прощения. Что-то сделать. Поцеловать и не отпускать. И пусть кусается.

Но когда он открыл глаза, ничего не изменилось. Синего кроссовера уже не было. И чувство необратимости нахлынуло огромной волной. Так было, когда Ира сказала, что хочет развод.  Твой привычный мир рушится. Тогда ему тоже хотелось не только глаза закрыть, но и уши заткнуть. Не слышать, не слышать этих слов! Сейчас… сейчас он тоже не хотел, не мог принять случившееся. Но если тогда он долго задавал себе вопросы «За что?» и «Почему?», то теперь… Теперь с ответами на эти вопросы был полный порядок. А он сам – полный мудак.

- Хочешь – дай, - равнодушно пожал плечами.

Браун смерил его внимательным и злым взглядом. Выбросил окурок в урну, стоящую слева от входа.

- Пошли,  - бросил коротко.  А внутри помещения он махнул рукой в сторону своего кабинета. – Жди меня там.

Вернулся Браун с бутылкой «Егермейстера» и двумя шотами.

- В полдевятого утра начинать… - покачал головой Саша.

- Ой, можно подумать, ты так не делал после развода, - фыркнул Браун, отвинчивая крышку.

- Нет. В такую рань даже я не пил,  - спокойно отозвался Саша. – Тебе же за руль сегодня.

- А я символически,  - отмахнулся Генка и, действительно, в одну рюмку налил на палец, а другую доверху и протянул вторую Саше. Тот, не мешкая, замахнул. Поморщился.

- Господи, какая дрянь сладкая.  Уволь.

- Не сладкая, а пряная, - Браун пригубил свою и без того микроскопическую порцию. – Ну, чего ты тут вчера за цирк устроил?

Саша помолчал, крутя в руках пустой шот.

- Я сейчас тебе вопросы задам, Ген. Несколько. Ты можешь орать, можешь в морду дать. Сдачи не будет.  Но только сначала ответь, пожалуйста. Честно ответь.

Просканировав его внимательным взглядом, Генри кивнул.