Буря перед бурей. История падения Римской республики - Майк Дункан

Гай Марий родился в 157 г. до н. э. в Арпинуме, итальянском городе, жителям которого сенат совсем недавно предоставил политические права. Хотя потом его чернили как «человека низкого происхождения, неотесанного, грубого и заурядного в жизни»[99], в действительности Марий был отпрыском уважаемого рода эквитов, воспитанным в благополучной среде положенных ему привилегий. Он появился на свет в состоятельной семье и получил хорошее образование, но, несмотря на это, римские политики II в. до н. э., казалось, задумали выставить его амбиции на посмешище. Он был novus homo из числа италиков, а его происхождения и связей явно хватало лишь на то, чтобы претендовать на почетную карьеру в какой-нибудь местной администрации. Но Марию требовалось больше. Поэтому, получив образование, он избрал единственный путь, способный открыть неудачнику, пусть даже и относительному, путь к политической славе: службу в легионах. «Едва возраст позволил ему носить оружие, он проявил себя на военной службе, а не в занятиях греческим красноречием»[100]

Родственные связи со Сципионом позволили двадцатитрехлетнему Марию поступить в личный легион Эмилиана, созданный для финального похода в Нуманцию в 134 г. Вопреки укоренившемуся мифу, свою карьеру Марий не начинал простым легионером: принадлежность к сословию эквитов наделяла его званием офицера. Во время службы в Испании командиры хвалили его храбрость, прилежание и честность. Марий неоднократно доказывал, что на него можно положиться. Одна известная легенда, повествующая о последнем этапе осады Нуманции, гласит, что как-то вечером друзья спросили Эмилиана, где римляне могли бы найти человека, способного его заменить. На что тот похлопал юного Мария по плечу и ответил: «Пожалуй, здесь»[101].

После падения Нуманции Марий, по всей вероятности, вступил в борьбу за долю коммерческих трофеев, которыми в Испании были копи. И тот факт, что он действительно приобрел долю в правах на их разработку, объясняет, откуда у него взялись деньги, чтобы начать в Риме дорогостоящую карьеру. Но даже сумев воспользоваться в тот момент своими связями в коммерческих кругах, Марий остро осознавал, со сколь мощным общественным противодействием ему придется столкнуться, строя карьеру. Он «не обладал ни красноречием, ни богатством, с помощью которых знатные вельможи из числа его современников оказывали влияние на народ. Но сама его непоколебимая уверенность, неустанные труды и простой, бесхитростный образ жизни, позволили ему снискать определенную популярность у других граждан»[102].

Несмотря на социальное происхождение, одним преимуществом Марий все же обладал. Он был наследным клиентом Цецилиев Метеллов, знатного рода, который на тот момент как раз приобретал статус господствующей фракции Рима. Своего высокого положения Метеллы, плебейский род, за пять поколений до этого возвысившийся до аристократического, добились благодаря одному-единственному великому полководцу: Квинту Цецилию Метеллу Македонскому. Победоносным прозвищем «Македонский» этого человека, современника Сципиона Эмилиана, наградили после того, как он в 147 г. до н. э. сокрушил последние остатки Македонии. Этот триумф стал началом долгой, впечатляющей карьеры, за которую Квинт Македонский изъездил всю империю от Испании до Греции. Но по мере своего возвышения он остерегался входить, заодно втягивая и родню, в ближний круг Сципиона и Клавдия, вместо этого сторонясь и тог, и другого.

Однако подлинное могущество Метеллов представляли люди. На двоих у Квинта Македонского и его брата было шестеро сыновей и трое дочерей. Примерно в 120 г. до н. э. эта младая поросль возвысилась до вершин римской власти и сохраняла свои позиции в течение целого поколения. Где бы ни разразилась война, никто не сомневался, что Метеллы примут в ней участие. В период со 123 г. до н. э. по 106 г. до н. э. выходцы из их рода шесть раз становились консулами. Их имена возглавляли списки почетных триумфаторов, с успехом проведших военные кампании в Македонии, Фракии, Сицилии, Галлии, Испании и Северной Африке. В 120–110 гг. до н. э. эта плеяда отпрысков рода заполонила собой все эшелоны cursus honorum. К тому моменту, когда старший из них становился консулом, младшие избирались квесторами, эдилами и преторами. Их преобладание в среде магистратов позволило семье контролировать различные уровни власти.

В то же время успехов Метеллы добивались не только благодаря своему количеству, но и потому, что холили и лелеяли таланты. По сути, подлинным вдохновителем фракции Метеллов был не кто-то из кузенов, а, скорее, прозорливый молодой человек по имени Марк Эмилий Скавр, который координировал всю их деятельность. Он происходил из рода хоть и благородного, но растерявшего свой политический и финансовый капитал стараниями нескольких предшествующих поколений. Из-за столь скромного происхождения Скавра впоследствии лживо называли сыном публикана, относя к novus homo, но в действительности это было совсем не так. Скавр отнюдь не слыл великим оратором, как Гай Гракх, но при этом обладал даром убеждения в личных беседах и больше полагался «на мудрость, позволяющую предвидеть последствия, чем на искусство произносить речи»[103]. С помощью все того же дара убеждения он проложил себе путь в семью Метеллов в тот самый момент, когда она все больше повышала свой статус, и женился на одной из дочерей Квинта Македонского. Едва став ее членом, Скавр тут же стал предпринимать усилия для того, чтобы взять бразды правления в свои руки. Позже Цицерон, говоря о Скавре, скажет, что «без его слова не делалось вообще ничего»[104]. А Саллюстий вспомнит, что этот человек «жаждал власти, славы и богатств, но был умен, чтобы скрывать свои недостатки»[105].

Но Скавра, выступавшего в роли виртуозного тайного вдохновителя, Метеллам было мало, им еще требовались люди, способные привлечь к себе внимание в комиции. Одним из самых многообещающих о себе заявлял юный, пылкий оратор по имени Луций Лициний Красс. Он был типичный оптимат, происходил из прославленного рода, обладал острым умом и врожденным талантом оратора. На публичную сцену он ворвался в 119 г. до н. э., представляя сторону обвинения на суде над Карбоном – членом земельной комиссии и ренегатом. Теперь он слыл лучшим оратором Рима, унаследовав это звание от покойного Гая Гракха. В то же время Красс был ученее Гракхов – он изучал право, философию и литературу. Его безукоризненному послужному списку недоставало только одного – интереса к воинской славе. И если таких, как Гай Марий, помечала клеймом служба в легионах, то в случае с Крассом эту функцию выполнял форум. Позже он скажет: «Я пришел на форум совсем еще юнцом и исчез с него только один раз, пока исполнял обязанности квестора»[106]. Никто не знал форум лучше Луция Красса, как никто не знал лучшего оратора, чем Луций Красс.