Когда деньги говорят. История монет и нумизматики от древности до поп-культуры - Фрэнк Хольт

(¼ пенни). Зачастую эти монеты были очень плохо отчеканены, а некоторые были настолько тонки, что изображение на одной стороне забивало отпечаток на другой стороне, ставя под угрозу оба набора мемов. Однако эти монеты нашли иной способ воспроизводиться — они стали использовать только один родительский штемпель, которым чеканилась лишь лицевая сторона. Такие монеты называются «брактеаты» (что означает «похожие на листья») — они защищали одни избранные мемы за счет других. Односторонняя монета стала отчаянным, но элегантным выходом из сложившегося положения. Право на чеканку этих монет, как правило, предоставлялось посредством королевских грамот или в ходе непосредственной узурпации монетного права, так что качество монет различных монетных дворов на протяжении долго времени существенно разнилось.

На перепутьях развития монетной чеканки мы встречаем и моменты явного замешательства, случавшегося в Европе. Анонимный средневековый монах, переписывавший рукопись «Сатирикона» Петрония, наткнулся на такую латинскую строчку: Ab asse crevit et paratus fuit quadrantem de stercore mordicus tollere. Для тех, кто был знаком с римскими монетами, в тексте достаточно ясно говорилось, что бедняк начал с одной маленькой бронзовой монеты (асса) и был готов зубами вытаскивать из навоза еще меньшую (кодрант), чтобы разбогатеть («Начал он с одного асса и готов был из навоза зубами кодранты вытаскивать»). Монах, однако, прочитал и скопировал текст так, что отразил в нем собственный средневековый мир, написав Abbas secrevit вместо Ab asse crevit[360]. Его ошибка показательна — он преобразовал фразу «Он начал с одного асса» в «Аббат упрекнул его», поместив монаха на место денег. Однако по иронии судьбы, некоторые аббатисы действительно обладали правом монетной чеканки на некоторых монетных дворах в каролингское и англо-саксонское время, что, возможно, является уникальным примером такого рода в мировой истории[361]. Эти женщины сами контролировали стандарты веса и изображения на своих монетах, отражающих ярко выраженную гендерно-дифференцированную иконографию (рис. 4.16).

Рис. 4.16. Серебряный брактеатный пфенниг аббатисы Беатрикс II из Винценбурга, Германия, 1138–1160 гг. Женская фигура держит Евангелие. ANS 0000.999.18058. Воспроизводится с разрешения Американского нумизматического общества.

В XIII веке монеты наконец извлекли пользу из роста городов, возобновления добычи серебра и возрождения дальнемагистральной торговли. Строительство государств, армий и соборов предъявило в это время дополнительные требования к чеканке монет. Начало меняться и отношение к деньгам, издавна формировавшееся новозаветными запретами на богатство. Страх, что у богатого человека столько же шансов попасть на небеса, сколько у верблюда пройти через игольное ушко (Матфей 19:23–24), постепенно уменьшался.

Темпы возобновления производства монет в это время были впечатляющими. Во Фрайберге[362] количество монетных дворов с 1130 по 1197 год увеличилось с девяти до двадцати пяти, достигнув сорока к 1250 году[363]. В Англии монетные дворы Лондона и Кентерберри в период с 1247 по 1250 годы отчеканили около 70 миллионов новых серебряных пенни, а к 1279–1281 годам их производство достигло 120 миллионов[364]. Тем временем предприимчивые венецианцы начали чеканить серебряный дукат, известный в Англии как «гроат», а во Франции как «гро», однако продолжавшееся сохранение в обращении мусульманских и византийских золотых монет создавало сложности для евразийской торговле. В 1231 году император Фридрих II вновь начал чеканить в Европе золотую монету — сицилийские августали, которые своим дизайном и высоким рельефом повторяли монеты классической древности. За августалями последовал выпуск во Флоренции в 1252 году золотых флоринов, а позднее и ducato d’oro (золотого дуката) в Венеции. Изучение запутанных систем чеканки, пошлин и обычаев торговли, разнящихся от региона к региону, привело к появлению практических руководств по ведению торговли (pratiche della mercatura), самое известное из которых было написано флорентийским банкиром Франческо Пеголотти в начале XIV века. На страницах его работы поместился целый нумизматический справочник, хотя и ограниченный по объему потребностями странствующего торговца.

В высших сферах поэзии монеты продолжали служить удобной метафорой добра и зла. Данте в «Божественной комедии» сравнивает веру с деньгами (moneta), описывая то, как в нумизматических терминах его допрашивает святой Петр:

Добавила: «Неуличим в изъяне

Испытанной монеты вес и сплав;

Но есть ли у тебя она в кармане?»

И я: «Да, есть, блестяща и кругла.

И я не усомнюсь в ее чекане»[365].

Николай Орезмский

Европейское средневековье породило лишь один трактат, специально посвященный теории денег и монетной чеканки. Он вышел из-под пера схоластика, французского епископа Николая Орезмского (1320–1382)[366]. В «Трактате о происхождении, природе, справедливости и обращении денег» Николай Орезмский обратился к тому, каковы были причины изобретения монет, что повлияло на их состав и внешний вид, а также задался вопросом — кому же они в действительности принадлежат, народу или его правителям? Отвечая на последний вопрос, он встал на сторону народа, что надо признать смелым поступком, учитывая то, что «Трактат» писался для французского короля Карла V[367]. Орезмского можно назвать первым нумизматом-модернизатором по трем причинам: во-первых, он попытался всесторонне рассмотреть изучаемый предмет как часть истории, экономики и этики; во-вторых, он хотел, чтобы его исследования помогли сформулировать экономическую политику; и в-третьих, он четко сформулировал то, что впоследствии стало известно как закон Грешема (мы его обсудим дальше).

Несмотря на новаторство, Николай Орезмский придерживался аристотелевского описания бартера и появления денег. В то же время в «Трактате» он подробно объяснял то зло, что приносило манипулирование валютой с целью получения прибыли и утверждал, что обесценивание монет является ужасным грехом. Он возлагал вину за множество экономических бед, постигших Францию, именно на эту практику. Но самое главное, что он был первым, целиком и полностью описавшим то, что позже назовут законом Грешема: плохие монеты неизбежно вытесняют из обращения хорошие[368]. Другими словами, худшие монеты будут обращаться за счет полновесных денег, потому что люди будут копить лучшие деньги и тратить худшие. Этот принцип сейчас известен как закон Грешема, называющийся так в честь сэра Томаса Грешема (финансового советника королевы Елизаветы I[369]), хотя его положения были изложены Николаем Коперником еще в 1526 году, а еще раньше — Николаем Орезмским[370]. Но, возможно, самое раннее из всех упоминаний об этом явлении встречается еще в наблюдении афинского драматурга Аристофана, который в 405 году до н. э. пошутил, что люди тратят свои дурные бронзовые монеты вместо прекрасных золотых монет[371]. Впрочем, закон Грешема регулирует обращение только монет из драгоценных металлов, а не фидуциарных денег. Другими словами, дешевые деньги вытесняют дорогие только если на них можно купить