Меж рабством и свободой. Причины исторической катастрофы - Яков Гордин

Вспомнив судьбу Голицына, мы поймем, каким образом в голове его созрела мысль об ограничении императорской власти. Гордый своими личными достоинствами и еще более гордый своим происхождением, считая себя представителем самой знатной фамилии в государстве, Голицын… постоянно был оскорбляем в самых сильных своих чувствах. Его не отдаляли от правительства, но никогда не приближали к источнику власти, никогда не имел он сильного влияния на ход правительственной машины, а что было виною — фаворитизм! Его отбивали от первых мест люди худородные, но умевшие приближаться к источнику власти, угождать, служить лично, к чему Голицын не чувствовал никакой способности[54].

Но далее Соловьев совершенно справедливо говорит о том, о чем шла у нас уже речь, — "при самодержавном государе значение человека зависит от степени приближения к нему". Опыт царствований Екатерины I и Петра II убедил князя Дмитрия Михайловича, что смена лиц на престоле не решает проблем. Необходимо менять систему.

Милюков в своих "Очерках", окидывая взглядом все пространство общественной и политической жизни петровской и послепетровской России, задержался именно на личных чертах старого князя.

Кн. Дмитрий Михайлович Голицын и кн. Б. Куракин были передовыми людьми своего времени, гораздо более образованными, чем сам Петр, поневоле пользовавшийся их услугами. Но Петр не пускал их на первые места и распространял на них то недоверие, с которым вообще относился, как мы знаем, к боярству. В свою очередь и они с презрением смотрели на плебейские вкусы и привычки царя, были шокированы его семейными отношениями и не признавали его второго брака, негодовали на выбор сотрудников, как Меншиков, невежественных и надменных, которым тем не менее они принуждены были кланяться. Петровской бесцеремонности и неуважению к чужому достоинству они старались противопоставить крайнюю сдержанность и осторожность, по возможности устраняться от его оргий…[55]

Но если Куракин негодовал в душе и изливал свои чувства на бумаге, то князь Дмитрий Михайлович исподволь готовился к решительному действию.

В замечательной работе "Верховники и шляхетство", посвященной уже непосредственно событиям января — февраля 1730 года, Милюков рассматривал позицию и исходные побуждения князя Дмитрия Михайловича шире и точнее. Но об этом речь впереди…

Пожалуй, наиболее универсальную характеристику Голицына как исторической фигуры дал мудрый Ключевский. Он понимал важность совмещения чисто человеческих и конкретно политических побуждений личности, вознамерившейся в одночасье переломить налаженный Петром ход событий. В одной из публичных лекций, прочитанных в 1890–1891 годах в пользу голодающих, Ключевский по своему подходу близок к Соловьеву.

Это был умный и образованный старик лет под 70, — говорил он о князе Дмитрии Михайловиче, рассказывая о катаклизме 1730 года, — из числа вельмож, которых недолюбливал Петр за упрямый характер и древнерусские сочувствия… Голицын внимательно изучал современное политическое положение Европы, знал и любил русскую старину и усердно собирал ее памятники. С помощью наблюдений, изучения и опыта он составил себе своеобразный взгляд на внутреннее положение России. На события, совершавшиеся при Петре и после, он смотрел мрачным взглядом: здесь все его огорчало, как нарушение старины, порядка и даже приличия[56].

Но, в отличие от Соловьева и Милюкова, в этом коротком тексте Ключевский очерчивает основополагающую по отношению к Голицыну мысль — не только и не столько личное неудовольствие и неприятие происходящего толкало князя на решительные замыслы, но и нечто куда более серьезное. В этом тексте впервые поставлены рядом острый интерес к европейским политическим нравам и преданность русской традиции — тот сплав, из которого выковал князь Дмитрий Михайлович свою ведущую идею.

В 1907–1909 годах, работая над текстами своего классического курса русской истории, Ключевский, после воцарения Николая II пережив крушение надежд на коренные политические реформы и осмыслив дальневосточный позор и первую русскую революцию, равно как и все предшествующие ей катаклизмы, посте того как очередной самодержец обманул страну, попытавшись взять назад вырванные у него в девятьсот пятом году свободы, — посте всего этого Ключевский изобразил фигуру старого князя по-иному, решительно отодвинув в сторону его личные побуждения:

В князе Д. М. Голицыне знать имела стойкого и хорошо подготовленного вождя… Голицын был одним из образованнейших русских людей XVIII века Делом его усиленной умственной работы было спаять в цельный взгляд любовь к отечественной старине и московские боярские притязания с результатами западноевропейской политической мысли. Но несомненно ему удалось то, что так редко удавалось русским образованным людям его века, — выработать политические убеждения, построенные на мысли о политической свободе (курсив мой. — Я. Г.). Как почитатель науки и политических порядков Западной Европы, он не мог быть принципиальным противником реформы Петра, оттуда же заимствовавшей государственные идеи и учреждения. Но он не мирился с приемами и обстановкой реформы и образом действий преобразователя, с нравами его ближайших сотрудников…[57]

Главное в этих наблюдениях и выводах, стимулированных зловещим опытом первых лет XX века, конечно же, мысль о политической свободе как двигателе планов Голицына. Ключевский был единственным, кто с такой ясностью увидел и обнародовал эту сущностную черту голицынского миростроения. Более того, в черновом тексте "Курса русской истории" он высказался еще определеннее:

Свобода есть такое состояние народа, в котором без стеснения раскрываются и действуют все производительные силы народа, закономерно охраняются все законные интересы, удовлетворяются насущные общественные нужды. Так понимал свободу, может быть, только кн. Д. М. Голицын, один-единственный во всей тогдашней России… Кн. Д. М. Голицын в случае удачи своего предприятия, став душой и руководителем Верховного тайного совета, возможно, поднял бы вопрос об освобождении крепостных людей. Об этом подумывал его двоюродный брат кн. В. В. Голицын при царевне Софье; это считал возможным и его младший родич дипломат кн. Д. А. Голицын в начале царствования Екатерины II; освободительная идея носилась в фамильной атмосфере князей Голицыных[58].

Однако политические идеи, равно как и сословные обиды и претензии, реализуются с той или иной степенью интенсивности (а часто не реализуются вовсе) в прямой зависимости от человеческих свойств деятеля.

Князь Дмитрий Михайлович был человеком сильной, можно сказать, неукротимой натуры. Как уже говорилось, ему приходилось приспосабливаться, вступать в отвратительные ему альянсы, в частности с Меншиковым, скрывать свои истинные воззрения.