Якса. Бес идет за мной - Яцек Комуда

Чамбора выволокли из бывшего сбора – нынче залитого кровью, измененного храма Волоста. Краем глаза он заметил, что незнакомцы язычников резали, а идола не трогали.

Его поставили пред лицом высокого старого мужа с изрезанным шрамами и морщинами лицом. У того были черные будто ночь волосы – слегка поседевшие, высоко подбритые на висках и подвязанные кожаным ремешком; длинная борода опускалась на грудь, кудрявая и густая, скандинские татуировки синели на щеке.

– Живой? – Его глаза были уставшими и пустыми. – Как звать?

– Чамбор, – прохрипел он. – Из Ливов. Спасибо… во имя Ессы.

– Повезло, что мы оказались близко, ближе, чем этот твой единый бог.

– Вы тоже язычники?

– Мы люди палатина Драгомира. А ты, полагаю, знаешь, – он дернул головой, словно что-то вспомнив, – что наш господин принес клятву кагану под Скальницей. Принял власть хунгуров.

– Это позор! Позор на века!

– Гром! Отпустите его.

Воины перестали поддерживать Чамбора, а тот, побитый, почувствовал вдруг, что не устоит сам. Правая нога, раненая, ослабленная, дрожала и подламывалась под ним.

– Хочешь с ними сражаться – на здоровье, – говорил чернобородый. – Для меня жизнь моих людей и подданных имеет большее значение, чем какие-то там честь и достоинство. Старшая Лендия уцелеет. Благодаря предательству или нет – но уцелеет.

– Захваченная хунгурами?! И вы с этим согласились?

– А мы должны были помереть, как те дураки на Рябом поле?

– Следи за словами, ты-ы… незнакомец. Я там был.

– И что? Разбил орду? Схватил кагана за бороду? – человек говорил, прикрыв глаза, уставшим голосом. – Как я вижу, ты просто сбежал, нет? Ну, скажи прямо.

– Убежал. Как и остальные. Ищу сестер. Мила и Евна из Дедичей, высокие, гордые, светло…

– Твое счастье, что тебе есть кого искать. Я – нашел. Останки сожженных в сборе, в Ленкавице. Даже не смог узнать, какие – сына, а какие – дочерей.

– Мстишь?

– Палатин приказал задушить бунт. Иначе Лендия зарастет лесом, как века назад. Не останется ни единого села, града или замка от Дуны до Винеты и Скандинского моря.

– Я ищу еще и мальчугана. Маленький, шесть весен, зовут его…

– Присоединяйся к нам, – проворчал низкий, старый щербатый дружинник в шлеме, из-под которого торчал грязный чепец; завязки его свисали ниже щек. – Легче найдешь.

Чамбор дергался, но не мог подняться: нога не слушалась. Поэтому он пополз через грязь к трупу, рядом с которым лежал обломок копья. Ухватил тот двумя руками, воткнул в землю, застонал, подтягивая себя вверх.

– И как мне вам доверять? Вы ведь не уничтожили идола в сборе.

– Новый бог уходит, – сказал чернобородый. – Он был слаб и соткан из слов, я же предпочитаю верить в старых, в тех, что из дерева, корня, железа. Где искать укрытия от нагайки хунгура, как не в лесу? Ты мало что видел, молодой господин. И еще меньше разумности носишь под черепом, если пережил Рябое поле и не взялся после этого за ум.

– Куда вы идете?

– В Шреняву, где язычники обложили город. Соединимся с Суликом и Окшей.

– Поеду с вами, только…

– Я командую.

– Я буду послушен, только не давайте другого повода.

– Не дадим. Да и зачем? Мало нас осталось в мире, милсдарь Чамбор.

– А вас как звать?

– Гунаром из Любчи. Перевяжите его и приготовьте коня.

* * *

Место, куда он привел мальчишку, было на холме, у соединения двух потоков, омытое шумом воды, струившейся по камням, где из-под огромных валунов вытекал верткий ручей кристально чистой воды.

Вокруг кипела работа: хотя наступил вечер, село собралось, чтобы отстроить капище при свете факелов. Одни копали мотыгами и лопатами, другие выносили землю, третьи укладывали в рвах валуны, забивая щели глиной и засыпая песком. Прочие отесывали топорами дубовые бревна на частокол, а дальше, за потоком, резали железными пилами колоды, взгроможденные на большие ко´злы: с шумом и хриплым звуком металла, что ходит по дереву. Двое людей внизу тянули за ручку пилу на себя, а третий, стоя на стволе, поднимал пилу вверх. Вокруг разносился запах свежего дерева.

Волхв и его язычники ждали на пригорке. В серых и бурых одеждах, кафтанах и свитках, украшенных свежими зелеными кленовыми и дубовыми листьями да сплетенными ветками, что обвивали головы как венцы, что свисали с плеч, шеи, поясов. Господин вел мальчика как добрый пастырь: успел умыть его и перевязать, переодел в рубаху, с красным узором по краю и небольшим разрезом под шеей. Положил ему руку на плечо, придержал желтыми, высушенными словно когти пальцами.

– Слава богам! – крикнул волхв в кафтане и остроконечном колпаке, поднимая правую руку.

– Господское дитя вам веду, – прохрипел Господин. – Из глубокой пущи. Коего вы жаждали давно и яро.

– Слава и поклон тебе, Господин.

Они остановились один напротив другого – мужчина в плаще, скрывающий лицо под деревянной маской с отверстиями для глаз, и они – празднично наряженные: переплетение веток защищало их словно щит, отгораживало от мира людей… и от их чувств.

У стоп волхва, там, где сходились камни, образующие фундамент капища, где должен был встать порог и вход, выкопали две ямы. Когда мальчонка, приведенный Господином, опустил голову, заметил в одной сложенные друг подле друга, словно большие головы, глиняные корчаги с крышками. Огромные – он поместился бы в них целиком – закопанные в землю, покрытые темными пятнами высохшей крови.

Вторую яму он не видел, та была слишком далеко справа, закрытая отрастающей зеленой травой. Он услышал шелест, глухой удар – словно там что-то шевельнулось или перевернулось. Мальчик замер, прислушиваясь к этим звукам, более заинтересованный, чем испуганный, и тогда волхв взял его за руку.

– Услышь нас и взгляни на наши души, о древний Волост! – заговорил напевно. – Добрый господин наш из дубравы, не приведи к нам волков и бесов, пощади наши поля и хаты. Бей в господ как в скальных волков, а в иноков – как в скотину!

– Кто как зверь в пуще рыщет, как нетопырь в ночи свищет, как упырь во гробе стучит, – заговорили за ним несколько скоморохов, – тот для мира пусть замолчит.

– Не будешь ты ни потерянным, ни изгнанным, Волост! – продолжал волхв. – Тут встает твое капище. Приди, освяти нас сиянием и дай силу, дабы мы голой рукою крушили дерево тебе во славу. Дабы лес твой нас принял и к себе привлек. А вы начинайте, ради доброго предсказания, дабы дело наше выстояло века, пока не исчезнут сборы и Единоверцы.

И вдруг двое мужиков неторопливо, аккуратно, но решительно схватили мальчика за ручки и понесли через травы, ко второй яме. Склонились, опуская его в дыру, а когда отпустили, он с глухим шумом опал ниже. Не издал ни звука.