1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Но многие участники совещания поспешили подхватить и посильно развить высказанную наркомом идею о необходимости вылавливания и уничтожения «врагов народа». Особенно усердствовал в этом направлении инспектор кавалерии РККА Маршал Советского Союза С.М. Буденный. В этом своем отнюдь не благовидном рвении он дошел даже до того, что стал давать прямую «наводку» особистам. Он обратил внимание, что почти все арестованные к тому времени командиры «…из одного соединения. Примаков из 8-й червонной кавалерийской дивизии, ныне первой червонной казачьей, Шмидт оттуда выходец, Туровский оттуда, Зюк – оттуда, Кузьмичев тоже оттуда… Вы видите этот куст, мало того, я хочу подчеркнуть и тов. Леплевскому[18], что нужно это знать»147.

Определенные признаки сна разума проявил здесь и командующий войсками БВО командарм 1-го ранга И.П. Белов. Полностью солидаризировавшись с Буденным, он до всякого суда обозвал арестованных вчерашних своих боевых товарищей бандитами, заявил, что группа арестованных командиров «должна была иметь какие-то гнезда, гнезда, которые мы должны раскрывать и в своей дальнейшей работе помогать органам НКВД более активно, чем делали это до настоящего времени»148.

В своем выступлении в Ленинграде 20 марта 1937 г. Гамарник, назвав партийному активу ЛенВО и КБФ фамилии арестованных к тому времени известных в армии командиров (комкоры Путна, Примаков, Туровский и др), дал ясно понять всем участникам партактива, что этим дело не ограничится. Гамарник говорил, что есть «группа врагов в Толмачевке (среди преподавателей). В Военно-медицинской академии оказалась группка врагов… а в целом ряде наших округов, и в ЛенВО, и в Москве группа всяких сволочей, и в СКВО, и на Украине»149. Так что курс на решительную чистку, а точнее – на погром военных кадров совершенно недвусмысленно был задан решениями февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б) и взят на вооружение тогдашним руководством Военного ведомства, и прежде всего народным комиссаром обороны Ворошиловым и начальником Политуправления РККА Гамарником.

Чтобы более полно представить себе конкретную обстановку в РККА, послушаем голос наблюдательного и знающего очевидца. Вспоминает командир одной из дивизий Киевского военного округа комбриг А.В. Горбатов: «Наступила весна 1937 года. То там, то тут стали арестовывать командиров, о которых мы никогда ничего плохого не слыхали. Из уст в уста шепотом передавались слухи – один нелепее другого – о каких-то заговорах и шпионских злодеяниях. Люди ходили понурые, подавленные, держались отчужденно…»150

Арест есть вычет из жизни, пополнить которую не в состоянии никакая сила человеческая.

Из проекта российского устава уголовного судопроизводства 1864 г.

Всегда и всюду арест был для каждого человека величайшим бедствием, нередко ломавшим всю его жизнь. И поэтому любое государство стремилось как-то оберечь своих граждан от необоснованных арестов. Но бывали в истории времена, когда разражались подлинные пароксизмы массовых арестов. Такое произошло, например, во Франции в годы якобинской диктатуры. Тогда каждый гражданин обязан был иметь удостоверение о цивизме (Carte de civizme) – о гражданской благонадежности. Согласно декрету от 17 сентября 1793 г. все те, кому было отказано в выдаче подобного удостоверения, объявлялись «подозрительными» и подлежали аресту. Один из великих историков XIX века писал по этому поводу: «Более ужасный закон никогда не управлял ни одной нацией. Все тюрьмы и арестные дома на французской земле переполнены людьми до самой кровли. 44 тысячи комитетов подобно 44 тысячам жнецов и собирателей колосьев, очищают Францию, собирают свою жатву и складывают ее в эти дома. Это жатва аристократических плевел»1.

Особенно унизительным и позорным во всех армиях мира считался безосновательный арест офицера. Как щепетильно к подобным случаям относились в старой русской армии, можно судить по такому случаю. На состоявшемся в Петербурге 30 апреля 1849 г. традиционном параде гвардейских корпусов император Николай I, знавший поименно всех офицеров и нижних чинов Петербурга и окрестностей2, вызвал из строя офицера Егерского полка и извинился перед ним за то, что «по одноименству офицер сей был взят под стражу вместо другого капитана Львова, принадлежащего к шайке социалистов…»3. Император всероссийский счел необходимым публично и лично извиниться за необоснованный арест перед безвестным капитаном!.. Как это работало на внедрение веры в истинность старинного изречения: «За Богом молитва, а за царем служба не пропадает!»

После победы Февральской революции 1917 г. и свержения самодержавия Россия стала одной из самых демократических стран в мире. Но положение круто изменилось сразу же после Октябрьской революции и взятия власти большевиками. Политические аресты стали бытом. Уже через десять дней Ленин вынужден был признать: «Нас упрекают, что мы арестовываем. Да, мы арестовываем… Когда мы арестовывали, мы говорили, что мы всех отпустим, если вы дадите подписку о том, что вы не будете саботировать. И такая подписка дается»4. Так что на первых порах советская власть стремилась «убедить» своих оппонентов по-преимуществу арестами. Очень скоро стало ясно, что всех недовольных властью не переарестуешь, да и мест заключения не хватало. А кроме того, при отсутствии упорядоченной системы арестов можно было остаться без специалистов. 11 декабря 1918 г. издается постановление Совета рабоче-крестьянской обороны о порядке ареста ВЧК сотрудников советских учреждений и предприятий5. Через год был издан приказ президиума ВЧК от 17 декабря 1919 г., в котором говорилось, что: «У нас еще мало своих специалистов. Приходится нанимать буржуазную голову» и поэтому «к аресту специалиста надо прибегать лишь тогда, если установлено, что его работа направлена к свержению Советской власти. Арестовать же его лишь за то, что он бывший дворянин, что когда-то был работодателем и эксплуататором, нельзя, если он исправно работает»6.

Но несмотря на все подобные постановления, у многих советских руководителей «арестовательный рефлекс» становился как бы безусловным. Увы, не был исключением и сам Владимир Ильич. В августе 1921 г. к нему зашел А.И. Рыков и рассказал, что некий Т.А. Рунов («свой человек») слышал, как на одном из собраний член Всероссийского Комитета помощи голодающим экономист и публицист С.Н. Прокопович «держал противоправительственную речь». И как же поступает председатель Совнаркома РСФСР, юрист по образованию В.И. Ленин? 26 августа 1921 г. в письме «И.В. Сталину и всем членам Политбюро ЦК РКП(б)» он пишет: «Прокоповича сегодня же арестовать по обвинению в противоправительственной речи… и продержать месяца три, пока обследуем это собрание тщательно». И далее Ленин уговаривает Сталина (и других членов Политбюро): «Не надо колебаться. Советую сегодня же это покончить в Политбюро»7. В этот день не успели, а на следующий – 27 августа 1921 г. – Политбюро ЦК по совету Ленина приняло решение об аресте не только Прокоповича, но и других членов Всероссийского Комитета помощи голодающим «ввиду их контрреволюционной деятельности».