Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена - Эва Бинчик

С риторической точки зрения определяющие критерии антропоцена должны носить геологический, а не, например, социальный или исторический характер. Новая историческая эпоха не вызвала бы такого резонанса, не заинтересовала бы никого так же, как новая геологическая эпоха. Одна из причин такого интереса состоит в том, что геология, будучи естественной наукой, придает дискуссии об антропоцене престиж и вес, приписываемые естествознанию. Преобладание в споре об антропоцене риторики точных наук — важный риторический ресурс. Это позволяет использовать их престиж для выстраивания политической и нормативной аргументации. К тому же, если антропоцен официально признают новой геологической эпохой, вся дискуссия по праву перейдет на планетарный, системный уровень.

Как я уже упоминала во введении, дискуссия о влиянии человека на планету в геологических категориях строится на последовательном анализе контраста между геологической временной шкалой и временной шкалой человеческой деятельности. Только демонстрация этого контраста дает сильный риторический эффект. В антропоцене внечеловеческая хронология переплетается с историей человека. Об этом свидетельствуют данные палеоклиматологии. Как выяснилось, на сегодняшний день люди оказали на различные системы Земли такое воздействие, что изменили климат на сто тысяч лет. Поэтому влияние человека можно уже сейчас приравнять к колебаниям земной орбиты, определяющим циклы оледенения[247]. На мой взгляд, хотя наглядное противопоставление временных шкал возбуждает воображение философов и писателей, оно может стать и причиной равнодушия. Изменения, охватывающие сотни тысяч лет, могут казаться преодолимыми, что усугубляет апатию и отрицание. В частности, они могут совершенно не волновать политиков, которые мыслят в перспективе срока своих полномочий. Прагматики и реалисты, в свою очередь, часто думают, что, поскольку эти изменения произойдут нескоро, не стоит ломать над ними голову.

Полагаю, ключевое риторическое значение в данном контексте имеют часто звучащие в дискуссии об антропоцене утверждения, что мы имеем дело с «беспрецедентными» по своему масштабу и охвату изменениями, с «исключительной» или «совершенно неслыханной доселе» ситуацией. По словам уже упоминавшегося Стеффена, «сегодня мы живем в абсолютно новом мире»[248]. В другом тексте мы читаем, что «ничего подобного» эпохе антропоцена еще не бывало[249]. Об исключительности современной эпохи пишут и другие исследователи[250]. С точки зрения риторики в этих дискуссиях можно усмотреть своего рода эсхатологическое измерение. Эсхатологический аспект споров об антропоцене объясняется тем, что речь идет о необратимых процессах, нередко воспринимаемых как последний шанс приближающегося к последним временам человечества отвести от цивилизованного мира угрозу дестабилизации всех систем планеты[251]. К этой теме я еще вернусь.

Я бы хотела подчеркнуть, что само решение о критериях начала антропоцена — форма интерпретации, которая дает возможность возложить на кого-то вину и ответственность. Так как изменения, сопутствующие антропоцену и спровоцированные цепочкой человеческих решений, в корне отличаются от предшествующих изменений геологического плана, следует говорить уже не о безликом геологическом «факторе», как изначально формулировали свою идею Крутцен и Стормер, а о геологической «власти» человека[252]. Из этого тезиса автоматически вытекает разговор о коллективной ответственности.

Кто в ответе за резкие и неблагоприятные экологические изменения планетарного масштаба: только ли развитые страны, создатели ядерных технологий, герои промышленной революции, экономическая формация капитализма и колониальные империи или же в равной мере охотники и собиратели и прежние общины земледельцев и скотоводов? Если мы, например, согласимся с гипотезой раннего антропоцена, мы вынуждены будем признать, что эпоха беспрецедентного влияния человека на планету началась попросту с появлением homo sapiens. Значит, мы все несем ответственность[253]. Возможно, окажется даже, что терраформирование как преобразование планеты — «естественное» свойство нашего вида.

Официальное решение, связанное с определением начала антропоцена, может повлечь за собой нежелательные политические последствия, объясняющиеся, в частности, тем, что любые глобальные экологические изменения, равно как и изменение климата, будут признаны до определенной степени нормальными и неизбежными явлениями[254]. Иэн Ангус прямо говорит, что идея раннего антропоцена с точки зрения риторики привлекательна для консерваторов, вот почему ее продвигали исследователи, связанные с так называемым экомодернизмом (Breakthrough Institute)[255]. Они утверждали, что нам не нужны радикальные климатические и экологические меры, поскольку изменения последних десятилетий нельзя назвать исключительными, а влияние человека на различные системы планеты было заметно еще в эпоху позднего плейстоцена[256].

Хэмилтон, со своей стороны, обращает внимание, что принятие гипотезы раннего антропоцена послужило бы основанием руководствоваться привычными схемами, мешая проведению политики, направленной на сокращение вредоносных выбросов и защиту окружающей среды[257]. По мнению исследователя, большинство публикаций, посвященных стратиграфическим критериям и началу антропоцена, не затрагивают сути проблемы[258]. Нельзя сказать, что специалисты по стратиграфии остались довольны. Проблема заключается скорее в том, что вся существовавшая до сих пор геологическая периодизация и стандарты геологии и даже естественных наук в целом неминуемо окажутся под вопросом.