Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена - Эва Бинчик

Вот почему не стоит удивляться, что представление унифицированных, единообразных отчетов и таблиц с данными о росте количества выбросов парниковых газов, расходе воды и других ресурсов, обезлесении, использовании искусственных удобрений и транспортных средств в дискуссии об антропоцене подверглось решительной критике. Подчеркивается, что даже безобидные таблицы могут создать впечатление, что за ними стоит унифицированный субъект — «антропос» как однородное собирательное действующее лицо. Привычные для нас способы представления информации таят в себе по умолчанию принятые суждения об ответственности. За счет того, что нарратив носит универсальный характер, ответственность за экологический кризис возлагается просто на весь человеческий род.

Критику такого рода признали обоснованной. Сегодня составляются отдельные диаграммы и таблицы данных для государств — членов ОЭСР, для стран БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР) и для остальных развивающихся стран. В 2015 году Стеффен и другие исследователи из МГБП, связанные со Стокгольмским центром по вопросам устойчивого развития, опубликовали такие обновленные отчеты[275].

Как подчеркивает американский социолог Джейсон М. Мур, в силу уже упомянутых риторических тенденций к унификации в дискуссии об антропоцене не учитывается роль империалистических и колониальных государств, а также ключевая роль капиталистической системы и частной собственности[276]. Раз популярной категорией в споре об антропоцене оказалось усредненное понятие «человечество»[277], нам лучше говорить об эпохе «капиталоцена»[278]. По мнению Мура, когда мы, обсуждая начало антропоцена, ищем исключительно эмпирических доказательств и чисто стратиграфических признаков, мы сосредоточены лишь на последствиях процессов, из‐за которых мы сегодня живем в эпоху экологического кризиса планетарного масштаба[279]. С точки зрения исследователя, это вредное предубеждение. Оно отвлекает наше внимание от реальных причин и условий трудного положения, в котором мы оказались.

Как полагает Мур, на самом деле началом антропоцена следует считать так называемый «долгий XVI век» (1450–1750 годы). Уверенность в исключительной роли промышленной революции автор критикует как англоцентричную. Дело не в использовании угля в промышленности и не в индустриализации, опирающейся на научно-технические новшества, а в произошедших гораздо раньше изменениях, затронувших основы логики рынка. Прежде чем увеличились масштабы производства, имели место важные культурные события. В Европе рухнул феодальный строй, на смену которому пришел принцип наращивания капитала и трудовых ресурсов. Повсеместно укоренилось понятие частной собственности (распространяющееся как на землю, так и на средства производства). Сформировались пролетариат и практика поиска дешевой рабочей силы. Начался капиталоцен. Использование ископаемого топлива — лишь импульс, подстегнувший рост современной экономики, построенной на обороте капитала.

Предложение заменить ярлык «антропоцен» термином «капиталоцен» выглядит необычайно уместным и риторически убедительным. Однако такой риторический ход не лишен некоторых недостатков. «Антропоцен» закрепился в современной экологической мысли как одно из ключевых понятий. Как настаивают авторы, анализирующие дискурс антропоцена, эта категория уже выполняет уникальную функцию — объединяет в одной дискуссии интеллектуалов, между которыми раньше не происходило никакой коммуникации. Рефлексия, связанная с понятием антропоцена, стала отправной точкой для обмена мнениями между учеными, экологами и предпринимателями, специалистами по экологическому праву и поэтами, теоретиками этики и известными активистами[280]. По словам бельгийского философа Изабель Стенгерс, риторическая сила обозначения «антропоцен» состоит по меньшей мере в том, что оно помогло наладить контакт между геологами и климатологами, а это серьезное достижение[281]. Существует мнение, что никакое другое понятие не привлекло к себе такого внимания и не оказало такого влияния на экологическую мысль[282].

Как считает Макнил, альтернативная концепция капиталоцена, предложенная Муром, не убедит геологов. Она подрывает существующее на сегодняшний день согласие между представителями точных и гуманитарных наук относительно проблемы антропоцена, которое может принести любопытные результаты[283]. Более того, в спорах об экологической опасности мы уже не сможем опираться на престиж естественных наук. Капиталоцен могут признать новой социально-экономической или исторической, но не геологической эпохой, а именно последнее волнует таких ученых, как тот же Хэмилтон или сам Макнил. Как бы то ни было, спор о названии, безусловно, задает важное направление дискуссии об антропоцене. В конечном счете он касается политической нейтральности терминов, в которых мы описываем современность. Однако маловероятно, что можно оперировать исключительно нейтральными понятиями.