Дети любви - Сандра Мэй

Правда, ее мысли то и дело уплывали к Чико Пирелли и к их постоянным перепалкам, но Мэгги убеждала себя, что это все из-за анальгетиков. Уютный дом семьи Кранц был олицетворением тихого и безмятежного покоя счастливой семьи, тем самым «простым счастьем», о котором мечтала Мэгги. Что ж, если повезет, когда-нибудь и у нее будет такой дом.

Ужин был приготовлен без изысков, но с душой. Баранья нога была сочной и душистой, манеры детей удовлетворили бы любой великосветский раут, Бен был до умопомрачения внимателен и заботлив. Он даже десерт успел приготовить, яблочный пирог.

Бен приступил к мытью посуды, когда за окном раздался рев мотора, и Джозеф, подбежавший к окну, удивленно воскликнул:

– Папа, у нашей двери остановился какой-то дядька!

Мэгги начисто забыла о больной руке, в панике попыталась вскочить и оперлась на нее. Боль немедленно пронзила ее до самого плеча, слезы выступили на глазах, она побледнела и опустилась обратно на диван, а Бен Кранц, проигнорировав настойчивый звонок в дверь, кинулся к ней с таблеткой обезболивающего и стаканом воды.

К звонку прибавились нетерпеливые удары в дверь. Невозмутимый Бен закончил оказание медицинской помощи и только тогда отправился открывать. Мэгги хотела остановить его, но горло перехватило судорогой.

Дверь распахнулась, едва не свалив Бена с ног.

– Где она? Что случилось?

Чико Пирелли стоял на пороге, тяжело дыша и больше всего напоминая вырвавшегося из окружения рейнджера. Черные волосы были взлохмачены и торчали немыслимыми вихрами в разные стороны, рубашка – та самая, которую Мэгги всегда накидывала на себя, выходя на балкон его огромной квартиры, выбилась из-за пояса джинсов, кожаная куртка была расстегнута и вся в пыли. На осунувшемся, обветренном лице лихорадочно сверкали черные угли-глаза, и ими Чико обежал всю комнату, пока не наткнулся взглядом на бледную как смерть Мэгги, замершую у обеденного стола. Чико медленно двинулся к ней, но за спиной у него раздался неожиданно твердый голос Бена:

– Мистер, оставьте ее в покое! Она и без ваших домогательств достаточно натерпелась

– Это еще кто? Самопровозглашенный ангел-хранитель?

– Вполне возможно.

– Что ж, тогда сделай одолжение, брат, улети с моего пути.

Бен немедленно стушевался и вопросительно посмотрел на Мэгги. Она слабо улыбнулась.

– Все в порядке, Бен.

– Хорошо. Вам не стоит идти на улицу. Проходите в сад. Голди, ко мне!

Чико ехидно прищурился.

– Почему это нам нельзя на улицу? Боишься, что мы тебя скомпрометируем перед твоими благонадежными и приличными соседями?

– Нет, просто… Разумеется… Я просто подумал…

– Чико Пирелли, прекрати немедленно. Мистер Кранц просто пытается быть вежливым, хотя ты этому никак не способствуешь.

И Мэгги первая прошла в маленький садик, через плечо подмигнув Ханне и Джозефу. Больше всего она волновалась, чтобы бурное появление Чико не испугало детей, однако, судя по всему, они были, скорее, очарованы этим романтическим героем в кожаной куртке, потому что сделали несколько шагов ему вслед, словно под гипнозом.

В саду Чико начал с того, что пнул скамейку. Мэгги немедленно демонстративно на нее уселась и мрачно уставилась на «наиболее вероятного кандидата в мэры Чикаго». Тот кусал губы и сверкал глазами.

– Даже в этом он скучен, как расписание поездов. Золотистый ретривер – Голди. Нельзя было назвать собаку пооригинальнее?

– С какой стати ты так говоришь о незнакомом человеке? Мягко говоря, это невежливо.

– Что неудивительно. Он – слабак.

– А не пора ли поубавить гонор, Пирелли? То, что ты из грязи пробился в мафиози, еще не дает тебе права презирать людей, которые просто живут, честно трудятся и умирают на этой земле. Они много работают…

– Да, плывя по течению.

– Знаешь ли, плывя по течению, бывает очень нелегко удержать голову над водой.

– Не так легко, согласен, но и подвигом это назвать нельзя. Все в жизни требует усилий, в первую очередь сама жизнь. Я знаю, я пробивался на поверхность с самого дна. Ты тоже знаешь – ты никогда не плыла по течению.

– Но я не нарушала закон!

– Тогда почему ты не стала учительницей, как твоя сестра? Почему не осталась в маленьком городке, не вышла замуж за нормального парня? Молчишь? Глаза отводишь? Ты тоже нарушила закон, Мэг. Закон средней «нормальной» жизни. Нельзя выделяться – вот что он гласил. И ты наплевала на него.

– Я просто пыталась найти свой путь. И не строила из себя монашку, танцуя в стриптизе. Не ратовала за церковные браки, сожительствуя с тобой. Не врала, Чико!

– А разве я тебе врал? Разве я что-то скрывал от тебя? Или ты считала, что свои миллионы я заработал пошивом рукавиц в Армии спасения?

– Разве все миллионеры – преступники? И разве все преступники лезут во власть? Зачем тебе она, кстати? Чтобы еще круче разгуляться? Или крышевать своих дружков?

– А если для того, чтобы вырваться из круга, Мэг? Завязать с преступным прошлым. Помочь тем, кто еще только что оступился и попал в трясину? Детям иммигрантов, которые с самого детства состоят в бандах и кланах, потому что у них нет другого пути. Таким же пацанятам, каким был я сам… Что до тех, с кем я соревнуюсь… Да никто из них не лучше и не чище, Мэг. Уж поверь на слово – ангелов в этом году на выборы не завезли. За себя я могу ручаться, этого достаточно. Разумеется, я могу – мог бы! – именно ради тебя плюнуть на все и жить по-старому. Знаешь, что тогда будет? Мы оба, с каждым днем, с каждой нашей ночью будем все больше отдаляться друг от друга. Я не прощу себе, что так и не попробовал завязать. Ты – что я так и не завязал. Закончишь же ты тем, девочка, что возненавидишь меня. Я не смогу с этим жить. Я лучше проживу без тебя, чем увижу в твоих глазах ненависть ко мне.

– Я никогда не смогу так на тебя смотреть…

– Я предпочитаю не дать тебе ни единого шанса. Прощай.

Чико Пирелли резко наклонился к ней, коротко и страшно поцеловал в губы, а потом повернулся и стремительно вышел. Мэгги зажмурилась от ужаса. Ей показалось, что с уходом Чико отлетела и ее душа. И совершенно неожиданно она вспомнила их с Чико самый первый раз…

…Все слова таили в себе второй смысл. Прикосновения обжигали. Желание переполняло обоих, бурлило черным пламенем в крови, туманило мозг. Когда стало невозможно сдерживаться, они пошли в дом.

Едва войдя в прохладный холл, Чико набросился на нее, словно изголодавшийся зверь. Его губы не просили – требовали и брали свое. Он молча и страшно срывал с нее одежду, а она со стоном изгибалась в его руках, возбужденная до такой степени, что не могла даже рукой шевельнуть в ответ.

В результате через несколько секунд Мэгги осталась совершенно обнаженной, и Чико с глухим рычанием склонился над ней. Холодный мрамор пола почти обжигал, Мэгги дрожала, словно в лихорадке, а потом вскрикнула, почувствовав, как руки Чико властно раздвигают ее бедра…