Присвоение - Марина Кистяева

– Я рассказала тебе не для того, чтобы выслушивать нотации…

– А для чего?

– Не знаю! – разозлилась Женя, снова пытаясь скинуть его руки.

Хренушки.

– Злость – это хорошо, Женя. Вот запомни это ощущение. И когда в следующий раз какой-нибудь малолетний дебил тебя будет подбивать на авантюру, твердо скажи «нет»!

– Знаете что, Степан Богданович, а…

Договорить Женя не успела. Спорить и дискутировать Степан с ней не собирался, поэтому свою ярость и её злость следовало гасить. Что он и сделал, рванув Потеряшку на себя. Та врезалась ему в грудь, возмущенно пискнула. Степан переместил руку с плеча девушки на затылок, прочно зафиксировал его и впился в сладкие розовые губы.

Он не нежничал. Нежность сейчас никому не нужна. Он хотел её губы, хотел чувствовать Потеряшку в своих руках.

Он брал. Жестко. Беспринципно.

Женя начала сопротивляться. Забилась в его руках, как пару дней назад в доме, распаляя его пыл. За что и поплатилась, почувствовав его эрекцию, которая не заставила себя долго ждать. Женечка сразу притихла. Степан воспользовался ситуацией и толкнулся языком между её губ, углубляя поцелуй. Он пил её сладость, дурнея от клубничного вкуса, чего-то ягодного, запредельного. Чувствовать в руках нежное, хрупкое тело девочки ему чертовски нравилось.

Её уязвимость, ранимость били наповал, драконили его, воспламеняли. Те эмоции, что он словил несколько дней назад, увидев её на дороге, никуда не делись. Они обострились, у них появились грани. Грудь Степана распирало от желания обладать Потеряшкой.

Присвоить.

Забрать.

Назвать своей.

Мужчина сильнее вдавил девочку в себя, так, чтобы чувствовать её всю. Каждый изгиб, каждую впадину. Женечка застонала, сама выгнулась. Ещё вчера Степан понял, что она девочка чувственная, сексуальная энергия в ней бьет ключом, ища выход. Степан рыкнул, сместил руки ниже, подхватывая девушку за бедра и приподнимая кверху.

Легкая… как пушинка.

Женя ахнула, послушно обхватывая торс ногами, отчего края шортиков сдвинулись в стороны. Степан развернулся и направился к кровати. Поцелуй он не размыкал и когда опускал Женю на матрас, нависая сверху.

– Нет… – выдохнула она, жадно хватая воздух, когда он всё же освободил припухшие, ставшие пунцовыми губы девочки.

– Ох уж это твоё «нет», – лениво протянул Барсов. Злость отступила. Пришло желание, выжигающее его изнутри.

Потеряшка нереально вызывающе смотрелась на ярко-серых простынях. Соски дерзко торчали, забирая акцент на себя.

– Степан, я серьезно.

– Я тоже.

Он нависал над ней, удобно расставив руки по обе стороны от лица. Бедра находились между её раскинутых ножек. Аккурат соприкасался пахом к лону. Женя тоже всё понимала. Чувствовала.

Степан это видел по её глазам, рваному дыханию, по тому, как она скреблась ноготками по простыням.

– Мне нравится чувствовать тебя под собой, – сказал он, посылая неспешно бедра вперед и не думая отводить их назад. Его словно откинуло в прошлое, когда очень хотелось, девочки дразнились и не давали. Только перетирались телами, щупали, ласкались. Залазили друг другу в трусики, иногда доводя порывистыми и неумелыми ласками до оргазмов. Так и с Женечкой, всё обострялось до предела. Вроде давно не юнец, и пусть секс играет большую роль в жизни, но далеко не главную. – Нравится видеть тебя распластанной… подо мной.

– Прекрати… Пожалуйста…

Она говорила, а сама не двигалась с места. Не выныривала из-под него.

Лишь смотрела.

И дышала.

И он смотрел.

Ей в глаза.

Ловил, как трепещут её реснички, как уходит печаль.

Сердце глухо билось в груди мужчины, отдаваясь в висках.

Некоторое время молчали, смотрели друг на друга. Потом Женечка тихо сказала:

– У меня не было никакой цели, когда я тебе рассказывала.

– Я знаю.

– Я позвонила… и на меня накатило…

– Всё, успокойся.

Она подняла руку, потянулась к лицу Степана и быстро передумала, нахмурившись.

– А зачем ты пришел ко мне? Поздно уже.

Степан усмехнулся и, перекинув вес тела на одну руку, второй достал из заднего кармана брюк тюбик с мазью.

– Хотел попросить намазать мне поясницу.

Уголки губ Женечки дрогнули.

– Всё-таки спина?

– Угу.

– Что ж… Я не могу отказать пострадавшему. Ложись.

Степан тронул Евгению за плечо.

– Просыпайся, соня.

Та встрепенулась, быстро-быстро заморгала и сразу прилипла к окну.

– Мы где?

– Всё, приземлились, выходим.

Женя снова притихла. Улыбалась, отвечала, шутила, но, как только убеждалась, что за ней никто не наблюдает, отворачивалась.

О чем она думала, несложно догадаться.

Девочка встрепенулась, когда они уже подъехали к его дому.

– А… мы куда? Вернее, я?

– Ко мне. Не выгонять же тебя на улицу в ночь.

Женя вспыхнула.

– Степан, я не могу у тебя снова остаться и…

– Потеряшка, давай все твои «не могу» оставим на потом. Не в машине.

Суровый тон Степана должен был приостановить её рвение. Так и оказалось.

Галина их встретила с улыбкой.

– Вернулись! Как отдохнули? Хорошо?

Барсов подавил желание съязвить. И когда это домохозяйка с таким радушием встречала его девушек? Ах да, они же нашли с Женей общий язык. Вон, и сейчас сразу зашушукались.

О том, что он отъедет, Степан сообщил за перекусом или, как любила выражаться Галина, за полдником.

– Только приехали и снова уезжаете, – пробубнила она, бросив на работодателя недовольный взгляд.

– Не бурчи, Галь. Ты остаешься не одна. Заодно снова что-нибудь вкусненькое приготовите вместе.

Потеряшка стояла в стороне и хмурилась.

Степан переоделся, созвонился с Владимиром. Тот сообщил, где находится и когда точно подъедет.

На станции, несмотря на праздничные выходные, кипела работа. В боксах шумели движки, стучали инструменты, звенел металл. То там, то здесь раздавался отборный русский, без которого и болт не крутится, и лонжерон не снимается. Степан вошел и огляделся. Давненько он здесь не был. А когда-то с парнями вечера просиживали в гаражах, мечтая, что придет время и хоть у кого-то из них да появится первая тачка. Отцы давали периодически погонять, но это было не то.