Нерушимый 3 - Денис Ратманов

То ли потому, что его отношение изменилось, то ли просто мы в команде сблизились, а может, все вместе взятое, включая угрозы и стимулы Кирюхина, но заиграли мы с таким энтузиазмом, что открыли счет в мачте с основой!

Погосян, воодушевленный словами Димидко, наконец-то сыграл грамотно — принял мяч, ушел от накрывающего его защитника и легким черпачком закинул прямо в штрафную на голову Матвеичу, а сам устремился вперед. Матвеич скинул ему на ход, Мика пробил… Гол!

Видимо, Мика не сразу сообразил, что сделал. Кониченко уже схватил мяч, влетевший в правый верхний угол ворот, уставившись на него, как на череп Йорика, и не понимая, как же так вышло, а Погосян все бежал вперед.

— Го-ол! — взревел я вместе со всеми игроками «Балласта».

Меня захлестнула уже забытая волна эйфории — как в детстве, когда точно так же искренне орешь, откликаясь на всеобщее ликование. Заряжаешься огнем, плещущимся во взглядах. Мика растерянно остановился. И правда — как же так получилось?

— Красавец! — подбадривал его Димидко. — Ай, красавец, Погосян!

— Качать Поласкуна! — в один голос заорали Жека и Игнат.

И тут до Мики дошло. Он остановился, улыбнулся и радостно взревел, ударил себя в грудь, как Кинг-Конг, пробежал вперед и упал на колени. На него налетели остальные, окружили, повалили на траву, образуя кучу-малу. Я поглядывал на Сан Саныча, стоящего недалеко от ворот — он аж светился и пританцовывал, и сам готов был прыгнуть в копошащуюся кучу.

Но выиграть не удалось ни сегодня, ни на следующий день, ни через день. И все же каждый забитый гол, каждая удачно разыгранная комбинация приближала нас к цели, мы это чувствовали и действовали все смелее, с каждым днем играли все более слаженно, все чаще оказывались на половине поля противника, а Кониченко и Рашу, которые в первые дни во время игры с нами ковырялись в носу, все чаще приходилось напрягаться.

На пятый день в кабинете медсестры, выглядевшей как престарелая няшная героиня аниме, я считал ее желание: заполучить мой крутой телефон. Я поделился соображениями с Санычем, за медсестрой установили слежку и поймали ее на горячем, в комнате Самочкина. Отпираться она не стала, вернула украденное: полотенце, наушники, телефон, три пары носков, пять шариковых ручек, триста рублей и блокнот в кожаном переплете. А вот форма не нашлась. Видимо, ее все-таки пролюбили в поезде.

В первый раз мы обыграли дубль спустя шесть дней после первого гола Мики, причем не просто обыграли, а порвали со счетом 3:0! Вернули, так сказать, должок за самый первый матч. Причем «Лучшего в мир» я не включал, чтобы не рисковать с откатом, ведь каждый день тренировок был на вес золота. Перед сном я пробуждал «солнышко», восстанавливал поврежденные ткани, наращивал мышечные волокна.

С каждым днем все реже Шпала делал мне замечания во время вратарских тренировок. Все чаще смотрел на меня, не веря глазам своим — как можно освоить такие сложные вратарские приемы за столь короткий срок?

Сан Саныч радовался вместе с нами, ведь мы были, можно сказать, его первенцами. И если что-то не получалось, после игры он чуть ли не за ручку водил игроков по полю, рассказывал и показывал, как надо сделать, чтобы было правильно. Делал он это с таким воодушевлением, что даже ветераны — Матвеич, Колесо, Гребко, Нюк и Дятел — перестали ворчать, что их учат очевидным вещам, и слушали внимательно.

За пять дней до окончания сборов мы обыграли основу, порвали на лоскуты дубль и заслужили выходной в воскресенье, то есть сегодня. Первый выходной за почти месяц! Мы так упахивались на тренировках, что некогда было даже Лизе с Ариной отвечать, которые настойчиво писали каждый день и требовали отчета, как проходят сборы.

И вот теперь рыбоглазый охранник ресторана, который нам посоветовали местные, пытается обломать нам победу! Испортить выходной!

Всем хотелось настучать ему в бубен, а Микроб, так тот вообще был готов в горло ему вцепиться. Даже я, человек к ресторанам равнодушный, проникся духом товарищества и возмущался наравне со всеми.

Может, при другом раскладе и случилась бы потасовка, но все мы понимали, что это станет залетом и поводом выгнать нас.

По мере того, как наша команда раскрывалась, Киря все больше мрачнел и поглядывал на нас с недовольством. Я полагал, что его расстраивали не столько игра подопечных, сколько тренерский успех Сан Саныча. Пришел тут, понимаешь, сопля, жизни не нюхавший, и вдруг его сброд уважаемую команду разносит! Он очень боялся, что Димидко его подсидит, и была вероятность, что вместо того, чтобы воспользоваться его успехом и включить сильных игроков в свою команду, он мог действовать от противного. Как? Очень просто: выкинуть нас всех на хрен с пляжа, то есть из клуба, от греха.

Потому, пока наши не набросились на охранника или он сам кому-нибудь не зарядил, я попытался погасить разгорающееся пламя:

— Да и хрен с ним, с этим рестораном! Все равно место унылое, мужики! Пойдем поищем что-нибудь еще?

— Так думаешь, да? — задумчиво произнес Погосян.

— Так, — подтвердил я. — Дался вам этот кабак?

— И правда, — кивнул Микроб и не удержался от колкости: — Каждый проведенный тут час сокращает жизнь на десять лет. Вот этим, — он кивнул на швейцара и охранника, — наверное, по тридцать, а выглядят на полтос. Вон, гля, плесень вместо волос.

Охранник невольно провел ладонью по короткому ежику волос, шагнул к нам, сделав зверскую морду.

Я положил руку на плечо Микроба, увлекая его за собой. Когда дверь за нашими спинами захлопнулась, Жека сказал:

— Вот же старперы формалиновые! Да в Москве нам с Игнатом бы красную дорожку постелили! А тут… У-у-у, деревня!

— Скорее всего, это ресторан для своих, — предположил Игнат. — Может, и правда местный босс собирается там что-то праздновать. Да и черт с ним, прав Саня!

— Или деньги отмывают. Вот бы ОБНС на них натравить! — зло прошипел Микроб и сделал в сторону ресторана неприличный жест. — А я еще хотел гитару с собой взять, думал спеть им что-нибудь! Хрена лысого им, а не песни мои!

Мы направились вдоль набережной, центровой, имени Горького — мимо бесчисленных санаториев, располагающихся в старинных зданиях, мимо заколоченных на зиму кафе, баров, ресторанов, блинных, пельменных и шашлычных. Как выяснилось, посреди зимней набережной шести здоровым лбам не так-то просто найти, где отобедать.

— А пойдемте в «Йоськин кот»? — предложил Погосян. — Это жральня такая караимская. Поедим настоящей кошерной пищи! Вы когда-нибудь ели?

— Это еврейская, что ли, тема? — удивился Жека.

— Ну да. Караимы, которые тут жили, были эти, как их…

— Они не были евреями по происхождению, и вера их — не вполне иудаизм, — проговорил я, прочитавший накануне о народах, населявших Евпаторию. — Их даже фашисты не трогали.

— Так а «Йоськин кот»? Он вроде еврейский. И синагога там рядом.