Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

– Как, где ж ты ее оставил? – сказала мать, озираясь кругом.

– Там, под деревом, у пруда, – сказал Том, совершенно-равнодушный ко всему, за исключением индейского петуха.

– Ступай, найди ее, сию минуту, дурной мальчик! И как ты мог подумать идти к пруду и взять с собою сестру в такую грязь? Ты знаешь, она завсегда нашалит, дай только ей случай.

Мистрис Теливер обыкновенно, браня Тома, сваливала, так или иначе, его вину на Магги.

Мысль, что Магги осталась одна у пруда, возбудила в уме мистрис Теливер ее всегдашние опасения и она влезла на тумбу, чтоб успокоить себя взглядом на этого ужасного ребенка, пока Том шел, и довольно медленно, своею дорогою.

«Уж эти дети такие охотники до воды!» – сказала они вслух, не рассуждая о том, что никто не мог и слышать. «Принесут когда-нибудь их мертвыми. Хоть бы река была от нас подальше».

Но она не видела Магги. Том возвращался от пруда один; и теперь страх, преследовавший ее, совершенно овладел ею. Она поспешила ему на встречу.

– Магги нет у пруда, мать, – сказал Том: – она ушла.

Вы можете представить все поиски мистрис Теливер, и всю трудность убедить ее, что Магги не была в пруду. Мистрис Пулет замечала, что ребенок может кончить еще хуже, если он остался в живых; и мистер Пулет, смущенный, пораженный, неестественным порядком вещей – чай был отложен, взбудораженная птица бегала взад и вперед – взял свою лопатку, как самое приличное орудие для поисков, и принялся отпирать гусятник, как наиболее естественное место, куда Магги могла скрыться.

Том, после некоторого времени, подал мысль, что Магги ушла домой (не прибавляя, что он сделал бы то же самое при этих обстоятельствах), и это предположение совершенно утешило его мать.

– Сестра, ради Бога, вели заложить коляску и отвезти меня домой, может быть, мы и встретим ее на дороге. Люси не может идти в своем грязном платье, – сказала она, смотря на эту невинную жертву, закутанную в шаль и сидевшую с босыми ножками на софе.

Тетка Пулет была рада воспользоваться этим случаем, чтоб поскорее восстановить порядок в своем доме, и мистрис Теливер, после короткого времени, катилась в кабриолете, заботливо смотря вдаль. Что скажет отец, если Магги не найдется – вот вопрос, теперь преследовавший ее.

Намерение Магги были обширнее, нежели воображал себе Том. Когда Том и Люси ушли, в уме ее готовилось решение не просто идти домой – нет, она убежит прочь, уйдет к цыганам и Том никогда ее более не увидит. Для Магги это была не новая идее; ей часто говорили, что она была похожа на цыганку, полудикарка; и когда она чувствовала себя особенно-несчастною, ей казалось, это было единственное средство укрыться от позора, и жизнь в шатрах на пустыре совершенно согласовалась с обстоятельствами. «Цыгане (она думала) будут рады принять ее и станут ее уважать за ее высокие познание». Она раз сообщила Тому свои мысли об этом предмете, и предлагала ему вымазать свое лицо и потом бежать вместе; но Том с презрением отвергнул этот план, говоря, что цыгане воры, что у них нечего есть и ездят они только на ослах. Сегодня, однако ж, Магги думала, что ее несчастья достигли высшего градуса, и что цыганская жизнь оставалась для нее единственным убежищем; она поднялась с своего места под деревом, с полным сознанием, что теперь наступил перелом в ее жизни. Она побежит без оглядки на денлоуский пустырь, где непременно встретит цыган; и жестокий Том и все родные, постоянно ее преследовавшие, никогда уже более ее не увидят. Бежа, она подумала об отце; но она успокоила себя насчет разлуки и с ним, решившись переслать ему письмо через маленького цыганенка, в котором, не говоря ему где она находится, она уведомит его, что она здорова и счастлива и очень любит его, как и прежде.

Магги задыхалась бежа; но когда Том вернулся к пруду, она была от него за три большие поля, на краю проселка, выводившего на большую дорогу. Она остановилась, чтоб перевести немного дыхание, рассуждая, что бегство, пока не достигла еще пустыря, где жили цыгане, было не совсем приятно; но прежняя решимость ее не покидала: она вышла теперь в калитку на проселок, не зная, куда он приведет ее; но она шла не этою дорогою из дорнкотской мельницы в Барум-Ферз, и она чувствовала себя в совершенной безопасности, потому что теперь едва ли было возможно ее настичь. Но она скоро заметила, не без страха, впереди нее шли два человека; она не думала о встрече с чужими: она была слишком занята мыслью, чтоб ее родственники не погнались за нею. Страшные незнакомцы были два оборванные мужика, с раскрасневшимися лицами; один из них нес узелок на палке через плечо; но, к удивлению, мужик с узелком остановился и вместо того, чтоб упрекать ее в побеге, – спросил у нее жалобным и ласковым тоном, не даст ли она пени бедному человеку. У Магги в кармане был сикспенс (Пятиалтынный.), подарок дяди Глег, который она сейчас же вынула и отдала бедному человеку с вежливою улыбкою, надеясь, что он будет ей очень признателен за ее великодушие.

– Вот все мои деньги, – сказала она как бы извиняясь.

«Благодарю вас, миленькая мисс», – отвечал человек далеко не таким почтительным и благодарным тоном, как этого ожидала Магги, и она даже – заметила, как он улыбнулся и подмигнул своему товарищу. Она прошла мимо них поспешно; но она видела: два человека все еще стояли, вероятно, желая подметить, куда она пойдет, и услышала теперь их громкой хохот. Ей пришло вдруг в голову, не принимают ли они ее за дурочку. Том говорил ей, что она была похожа с своими обстриженными волосами на дурочку; это была слишком горестная мысль, чтобы скоро забыть все. Кроме того, на ней была одна пелеринка: очевидно, она не могла сделать выгодного впечатление на прохожих, и ей пришло в голову завернуть в поле, только по другую сторону проселка, чтобы не попасть на землю дяди Пулета. Она повернула в первую же калитку, которая была отперта, и почувствовала всю сладость уединение, пробираясь вдоль изгородью после недавней унизительной встречи. Она привыкла и не ощущала той робости, как на большой дороге. Иногда ей приходилось перелезать через высокие изгороди, но это было самое меньшее зло. Она быстро отдалялась от своих ближних и надеялась скоро завидеть по крайней мере, денмуской, или какой-нибудь пустырь; она слышала от отца, что и, не ходя далеко, непременно набредет на пустырь. Она думала так, потому что уже начинала пони мать усталость и ее одолевал голод; и пока не найдет она цыган, в виду не имелось хлеба с маслом. Солнце еще было высоко. Тетка Пулет держалась старого обычая Додсонов, и пила чай в половине пятого, так что хотя и прошло около часу, как Магги убежала, но тень еще не ложилась на поля и не напоминала ей о наступлении ночи. Она не выходила пока из богатого прихода Гарум, где много было пажитей, и где она видела одного работника и то издали. Это было, к ее счастью, во многих отношениях; работники народ невежественный и не могли понять, зачем ей нужен денлауский пустырь: а все-таки было бы лучше, если б ей встретился хотя один, который бы указал ей дорогу, не входя в дальнейшие расспросы. Наконец и зеленые поля кончились и Магги подошла к решетчатой калитке, которая выводила на проселок, с широкою полосою травы по обеим сторонам. Никогда она еще не видала такого широкого проселка и, не зная почему, она подумала теперь, что пустырь должен быть недалеко; может быть, на это навел ее осел, с путами на ногах, который спокойно кушал себе траву; она видела такого осла на денлаусском пустыре, проезжая раз с отцом в кабриолете. Она пролезла в калитку и шла теперь с новым воодушевлением, преследуемая, однако ж, видениями Аполлона, разбойника с пистолетом в руках, мигающего карлика в желтом кафтане, со ртом до ушей и другими ужасами. Бедная Магги соединяла с робостью, происходившею от особенно-деятельного воображение, отважность, которая была следствием всепоглощающего порыва. Она бросилась искать своих неизвестных сородичей, цыган, и теперь, находясь на незнакомом ей проселке, она не решилась взглянуть в сторону, боясь увидеть дьявола во образе кузнеца, в кожаном переднике, стоявшего подбоченясь и смеявшегося над нею. Сердце забилось у ней, когда ей бросилась в глаза пара голых ног, торчавших вверх возле пригорка; они показались ей чем-то сверхъестественным каким-то дьявольским наростом. Магги была слишком взволнована после первого взгляда, чтоб заметить оборванные лохмотья и черную растрепанную голову, принадлежавшие к ним. Это был заснувший мальчик; и Магги пробежала мимо него, поскорее и полегче, чтобы не разбудить его: ей не пришло в голову, что это был один из ее друзей-цыган, который, по всей вероятности, встретил бы ее радушно. Но это было так; и при следующем повороте Магги точно увидела полукруглый грязный марат, перед которым подымался голубой дым и который был для нее приютом от всех нареканий, ее преследовавших в жизни цивилизованной. Возле этого столба дыма она разглядела высокую женскую фигуру – без сомнения, цыганку-мать – в распоряжении которой был чай и сахар, и для нее самой казалось удивительным, отчего она не чувствовала еще большой радости. Но ей было странно встретить цыган на проселке, а не на пустыре; пожалуй, даже неприятно-таинственный, безграничный пустырь с песочными ямами, в которых можно было прятаться, всегда служил сценою картины цыганской жизни, рисовавшейся в воображении Магги. Она шла вперед, однако ж, не останавливаясь, утешая себя мыслью, что цыгане, вероятно, ничего не знают про юродивых и не примут ее с первого взгляда за одного из них. Очевидно, она привлекла на себя внимание: высокая фигура, оказавшаяся теперь молодою женщиною с ребенком на руках, медленно вышла ей на встречу. Магги посмотрела не без трепета на новое лицо, приближавшееся к ней, и ободряла себя мыслью, что тетка Пулет и прочие были совершенно справедливы, называя ее цыганкою; это лицо с черными блестящими глазами и длинными волосами, действительно похоже на нее, как она видела себя в зеркале перед тем, как она выстригла свои волосы.