Ночь. Рассказы - Дмитрий Александрович Давыдов

Даша обижалась, когда я называл их колобками. Они их очень напоминали. Как зять, я с ними не очень-то ладил. Ведь я только будущий зять. Даша рассказывала, как родители без злого умысла подтрунивали надо мной. И я им отплачивал той же монетой.

– Что там с машиной?

– Через четыре минуты будет, – сказала она, глядя в телефон.

Я снова притянул ее и обнял.

– Расскажи, как прошел день? – сказал я.

И она рассказывала о необычных гостях, которые затесались в кафе. Она то игриво хохотала, пока описывала странного парня на высоких платформах и обтянутых кожаных штанах, то с жаром раскидывала руки, возмущаясь пьяным мужиком, который приставал к ней. Я слушал и в нужных местах поддакивал. Мне не слишком интересно. Однако мне нравилось, что она захвачена рассказом о рабочем дне, как ребенок рассказом о приключении. Мне нравилось, что ей нравится работать. Ведь мне известно, что такое приходить на работу, как на каторгу.

Подъехала машина. До места недалеко. Фонари тускло освещали пустую немного влажную дорогу. Приехали к блочной пятиэтажке времен расцвета коммунизма. Поднялись на четвертый этаж в квартиру номер 29. Распахнули дверь – в лицо ударила затхлость. Запах старости пропитался в стены.

Даша пошла в душ, а я проветрил комнату и расправил кровать. Я рассматривал набитые книгами полки, ждал, когда Даша выйдет из ванны. Это единственное, что мне нравилось в квартире. Длинные книжные ряды. Нравилось просто рассматривать их. Каждая книга – целый мир. Бывает, я брал одну из них и читал, чтобы скоротать время. Я взял сборник рассказов Платонова и открыл где-то в середине.

Звякнула щеколда – Даша вышла. Я отложил книгу и пошел умываться. Когда вернулся в комнату, она лежала готовая ко сну. Обычно мы сразу не ложимся.

– А что, у нас ничего не будет? – смущенно спросил я.

– Это не от меня зависит, – сказала она и сверкнула глазами.

Я поприставал к ней и все случилось.

Даша повернулась спиной. Она тихо лежала, а я обнимал ее плечи и что-то рассказывал. Мне нравилось поговорить перед сном. Ночью становишься откровеннее и рассказываешь то, что никогда бы не рассказал при дневном свете. Я увлекся и не заметил, как Даша засыпает.

– Спокойной ночи, Даша. Я люблю тебя, – нежно поцеловал ее в голову.

Я закрыл глаза и начал проваливаться сквозь туманную дымку сна. В полудреме я слышал, как она прошептала: «Спокойной ночи, и я люблю тебя…» Мне показалось это каким-то шаблоном, но я уже спал.

Жутко ночевать в этой запыленной квартире. В конце комнаты окно с деревянной рамой, через которое виднелись мрачные ветки, а в форточку завывал ветер. На полу стояло круглое зеркало. Я все смотрел в него и ждал, пока кто-то или что-то в нем отразится. Позже я перевернул зеркало, чтобы не нагонять страху. Но утром все развеивалось. Когда свет приникал в комнату – жуть улетучивалась.

Я проснулся раньше. Мне стало скучно, и я разбудил Дашу. Я немного шутил, мы просто лежали рядом. Она внезапно отвернулась, будто пыталась скрыться. Я увидел, как по ее щекам текут слезы. Что случилось? Все ведь хорошо!

– Ты чего, Даша? – сказал я и нежно погладил ее по плечу.

– Мне кажется, – сдавлено и приглушенно сказала она, – я тебя разлюбила.

Я оторопел, но и засомневался.

Мы молчали. Надо спрогнозировать события, но голова опустела. Прошло пятнадцать минут или секунд, я не знаю. Все вокруг отяжелело и потащило куда-то в сторону.

– Ты нашла себе другого? – со смешком проговорил я.

– Нет.

Она смотрела в сторону.

– Ты ведь знаешь, что обратного пути нет? – сказал я и насупился.

– А что, это настолько принципиально?

– Дело не в принципах!

Горечь подкатила к горлу. Тошно. Я сглотнул и шмыгнул носом.

– Артем, – жалобно сказала она и потянулась ко мне.

Я вскочил с кровати и начал нервно одеваться.

Возьми себя в руки! Все кончено. Это точно. Я пошел на кухню и поставил кипятиться воду. Спросил ее про чай, она согласилась. Дальше все накрыло пеленой. Даша попыталась спровоцировать сору, но я не поддался. Я старался казаться равнодушным, но не выходило. Острая печаль резала меня. Я уже не чувствовал, как слезы медленно вытекают из глаз. Я утирал щеки и делал вид, что ничего не происходит. Она заговорила, но я не отвечал. До невыносимости захотелось одиночества.

Уже одетая Даша стояла в прихожей и заглядывала в комнату. Я вышел ее проводить. Мы стояли напротив друг друга. Каждый с красными опухшими глазами. И оба в смятении.

– Я не хотела, чтобы все так вышло, – сказала она.

Я пожал плечами.

Даша ушла. Я прикрыл дверь, но не запер. Я страстно хотел, чтобы она вернулась обратно.

Я повалился на пол и надрывно расплакался.

Она не вернулась.

Пробка

Черная пелена заслонила взор. И все же она отчетливо различала сколоченную коробку из струганной доски. Глаза опухли. Уголки рта нервно подергивались, как только она вспоминала тот день.

– Не, це невыносимо! – говорила она в телефонную трубку. – Представляешь, на весь дом храпу дает, а мне всяка ночь и глаза не сомкнуть!

– Ага-ага, – раздавался женский ответ с той стороны.

– Вся ночь не спала. А дитя як сбросит одеяло, так и кряхтит. Сама встану, схожу, одеяло поправлю, так она и заснет сном сладким.

– Ага-ага.

– А я шо? Ворочусь, як пну в спину аль в живот увальня своего, чуть не проснется, пробормочет шо поднос. Ну, гляди и засну. И знаешь шо? Перевернется на другой бок и опять храпит!

– Ага-ага.

– Да шо ты все гакаешь да гакаешь! Як понимаешь ты аль нет, я уже полгода не могу нормально спать!

– Так чего мне. О, Зинка, знаешь, ты это, беруши надень.

– Шо за ерунда? Шо за беруши?

– Такие, которые в уши вставляешь и ничего не слышишь.

– А шо? Чего только не придумают. Ну ладно, Галка, у меня суп кипит, завтра позвоню.

Зина не дождалась ответа – сбросила.

Она уставилась в окно, которое выходило в загаженный двор, и задумалась. Проволокой сплетались мысли. Шо за беруши якие? В кастрюле на конфорке пузырилась жижа с коричневой пеной навара. Пена выплескивалась из-под крышки и с шипением гасила огонь на плите. «Ах, божешь мой!» – вскрикнула Зина и всплеснула руками. Она подбежала и убавила газ. Из ящика стола достала ложку и судорожно замешала суп, вылавливая пену и стряхивая в раковину.

Только суп перестал волноваться, так и Зина успокоилась. Утерла лоб и вспомнила о берушах. Как это они