Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек

Был вон султан Осман, про него тоже говорили – уж этот-то великим султаном станет, и молод, и красив, и умен… Где теперь султан Осман? Правильно, похоронили. А безумный Мустафа дважды был султаном и доселе жив. Хотя не умен, не статен, вообще безумен! Так, может, и шахзаде Ибрагиму повезет?

Особенно если рядом невзначай окажется женщина, готовая этим везением с возлюбленным своим щедро поделиться.

Конечно, сейчас не следует показывать, что Турхан замахивается на большее, чем дружба с шахзаде – с одним из многих шахзаде, прямо скажем. Ибрагим ничем не лучше Сулеймана или Баязида, он вообще не считается серьезным претендентом на престол. Говорят, он серьезно болен…

А про султана Османа говорили, что он послан Блистательной Порте милостью Аллаха и Аллах распростер над ним свою благодетельную длань.

Точно так же, как сейчас говорят про султана Мурада…

Пускай болтают. Турхан не дура, она знает, что все хасеки последних лет вначале были подружками молодых шахзаде. А старух вроде Сафие-султан или Нурбану-султан вспоминать не стоит – на то они и старухи. Времена тогда были другие, по-другому и становились султанскими женами и матерями. Ну а об Айше-хатун и Акиле-хатун так и вовсе вспоминать не следует: много ли они там продержались?…

В общем, рискнуть определенно стоило. Ну а если не сложится… что она теряет? Она, Турхан, не наложница молодого шахзаде, даже не избранница его. Она лишь подруга. Много ли от того вреда?

* * *

Кёсем наблюдала за играми маленькой хитрой Турхан с легкой задумчивой усмешкой. Интересная малявка, хотелось бы знать, что она задумала!

Впрочем, что задумала, как раз разгадать особо-то несложно. Все воспитанницы гарема мечтают об одном и том же, и Турхан не исключение. И не объяснишь луноликим, крутобедрым и своенравным, что быть хасеки, а уж тем более валиде – далеко не шербет с халвой. Труд это, и бремя настолько тяжкое, что непонятно порой, как она, Кёсем-султан, держится, как ее не раздавило еще непосильной ношей. И как она сейчас понимала Сафие-султан, которая не раз и не два, покачивая седой головой, говорила, что никому не пожелает своей судьбы!

Но нет – все рвутся в султанские наложницы. Так что, как любит говаривать Хадидже, любимая наперсница Кёсем, вопрос тут в другом: почему именно Ибрагим?

Ну ладно, допустим, Мурад сейчас нарасхват, а Турхан не слишком-то высоко поднялась в гаремной иерархии. Пускай она уже и не бас-гедиклис любимой девочки-гёзде султанши, но все равно немногим выше. В любимицах Кёсем точно не числится. То, что Кёсем-султан отправила девчонку на обучение к дочери своей, Атике-султан, заметила разве что Хадидже… и Айше еще, бывшая Хадидже-вторая (впрочем, бывшая ли? Любовь Мурада переменчива и быстротечна, а положением любимой гёзде Кёсем-султан пренебрегать никто не станет!). Хадидже-первая по обыкновению своему помолчала, лишь усмехнулась задумчиво, а Айше бросила по этому поводу пару слов невпопад. Понятное дело, замахнись Турхан по возвращении на благосклонность султана Мурада, Айше бы отреагировала незамедлительно и куда как более жестко, но Турхан обратила свой взор на самого бесполезного, по мнению многих, шахзаде… В этом была вся Айше: она мало обращала внимания на тех, кто не шел к цели напролом. На таких, как Турхан.

Но почему же все-таки Ибрагим? На что рассчитывает Турхан, на второго Мустафу?

От этого своего сына Кёсем ждала немногого. Но все-таки любила его, как любила и прочих своих сыновей. Как любила когда-то Османа… Но султан Ибрагим? Неужели Турхан всерьез верит в подобную возможность?

Хотя попробуй-ка не поверь, когда Мустафа до сих пор гуляет по дворцу! Пускай всегда в сопровождении охраны, пускай никогда не оставляют его больше в одиночестве, но «дядя Мустафа» жив ведь, жив! Даже не заперт в павильоне-кафесе, в золотой клетке. Впрочем, зачем силой удерживать птицу, которая сама стремится вернуться в клетку?

И ведь был дважды султаном, был!

То есть если предположить, что Ибрагим хоть самую чуточку будет менее вызывающе вести себя, чем Мустафа, хоть пару часов в день не будет выглядеть безумцем… если научить его не рассказывать о призраках, которые он видит вокруг себя…

Кёсем передернуло. О Аллах, да о чем таком она думает?

Наверное, о том же самом, о чем думает славная, милая девочка Турхан. А ведь дальше, родив султану наследника, можно и от самого султана избавиться. Стать валиде, регентшей при малолетнем султане…

Стать валиде, о да. И дрожать за каждого из своих сыновей. Жить их жизнями, умирать их смертями. Сколько у тебя сыновей – столько раз ты умираешь, когда султан, взойдя на трон, требует убить своих братьев. А иной раз и отец-султан велит убить неугодного отпрыска – может, думает, что тот уже примеривается к оттоманскому трону, а может, просто не с той ноги встал, счел, будто сын слишком дерзко с утра с ним заговорить решил.

Ничего не скажешь, лучшая в мире доля – мать, пережившая почти всех детей своих! Особенно если дети вырастают и забывают детские клятвы. Жизнь жестока к валиде, рано или поздно ей приходится выбрать одного из сыновей своих… и простить ему смерть его братьев, тех, которых ты тоже носила под сердцем, тех, кого тоже любила. Сколько раз Кёсем пыталась разорвать порочный круг! Сколько раз молила Аллаха вложить в души детям ее сострадание, вложить в их сердца истинную братскую любовь! И сколько раз небеса отвергали ее мольбы, равнодушно взирая, как брат недрогнувшей рукой убивал брата! Как сын ее убивал других ее сыновей.

Но разве Турхан и ей подобным такое объяснишь?

Кёсем раздраженно пожала плечами. Объяснить вряд ли объяснишь, а вот пожалеть Турхан можно уже сейчас. И пожалеть стоит: она и впрямь выбрала не того шахзаде.

Ежели Мустафа пренебрегал женщинами, то кто угадает, как шахзаде Ибрагим отнесется к своей фаворитке, став султаном? Не поразит ли племянника та же самая болезнь, которая уже поразила дядю? Они же так похожи – Мустафа и Ибрагим…

А ежели и поймет шахзаде Ибрагим, как именно обращаться с девушками, – даже в таком случае пожалеть Турхан стоит. Все помнят, как султан Мустафа бросался на визирей, вцеплялся им в бороды. Все помнят, как одаривал он рыбок и птиц в саду золотыми дирхемами, а позже приказал отравить их, ничтожных, посмевших отвергнуть великую султанскую милость. И ведь отравили – куда деваться, сам султан велел, тут не ослушаешься! Это в делах великих, вроде управления державой, султанов ослушаться можно, а в делах малых ни-ни!

Безумцам часто нравятся женщины, но ведут они себя с женщинами именно как безумцы. Кёсем передернуло, когда вспомнила она о далекой юности и бедняжке, рискнувшей обратить на себя внимание тогдашнего султана, сына Сафие-султан. Как звали несчастную – Фариде, Фатима? Да, кажется, Фатима. Сафие-султан предупреждала своих девочек, да все без толку. Вспомнилось обнаженное безглазое тело, за шею привязанное к дереву, будто дрянная собачонка; вспомнилось посиневшее лицо, врезавшаяся в тело веревка… Вот такова она – любовь и ласка безумцев!