Вариации для темной струны - Ладислав Фукс

насмешек и шуток. И тут во мне что-то шевельнулось, захотелось обороняться, меня осенило — я должен засунуть руки в карманы и спиной опереться о стену. Так однажды на мельнице лиса прижалась к стенке, когда на нее смотрели, и я сейчас об этом вспомнил. Я оперся спиной о стену, засунул руки в карманы и нащупал там маленький твердый предмет. Стеклянная черно-белая обезьянка… И в этот момент я увидел, что тот загорелый парень в джемпере со второй парты кивнул мне.

— Если ты уж очень хочешь здесь сидеть, — пожал он плечами, — можешь сесть тут… — И он показал мне место у прохода.

Я как бы проснулся и совсем ошарашенный вынул руки из карманов, отошел от стены и шагнул к нему. Он смотрел уже не так враждебно, хотя все еще глядел исподлобья и жевал, он даже немного подвинулся, чтобы я мог сесть.

— А что скажет тот, который здесь сидел? — выдавил наконец я из себя слово и посмотрел на третью парту, возле которой стоял этот сильный, назвавший меня «волком» и державший до сих пор руки в карманах,

— Тот, который здесь сидит, пересядет вперед, — сказал мальчик в джемпере, — на первую парту. — И мне показалось, что он прибавил: — На первую парту против кафедры.

В глазах у меня прояснилось, и на лице, наверное, появилась улыбка. Я почувствовал, что все необычайно быстро повернулось к лучшему.

— Он рассердится, — сказал я.

— Он никогда не сердится, — решительно сказал мальчик в джемпере, — ты его не знаешь. Ведь ты здесь совсем чужой, — добавил он. — Вон он идет.

К нам подошел светловолосый, немного загорелый мальчик в красивом сером костюме. Он робко улыбался.

— Это Минек, — сказал мальчик в джемпере, откинул рукой со лба растрепанные черные волосы и перестал жевать… потом обратился к пришедшему и вежливо сказал:

— Сядь в этом году на первую парту. Никто другой не может там сидеть. Географ никого другого не потерпит перед собой…

Минек немного погрустнел, но послушался, как овечка.

А потом зазвенел звонок, все сели, мальчик в джемпере сидел рядом со мной и жевал, Минек сел впереди нас, а тот сильный, назвавший меня «волком», сидел за мной. Потом пришел учитель. Это был небольшого роста, полный, приветливый господин с проседью в волосах, мы встали, он сделал движение рукой, и мы опять сели, он называл наши фамилии и проверял, кто наши родители, а потом я сунул руку в карман и вытащил обезьянку.

— Вот так обезьянка! — сказал тот сильный сзади меня, глядя через мое плечо, а Минек, сидящий впереди, чуть-чуть оглянулся и посмотрел, а мой сосед в джемпере наклонил голову и сказал:

— Это красивая, редкая обезьянка из стекла. — Он взял ее у меня из рук и продолжил: — Если бы она не была такая красивая и ценная, я бы попросил ее у тебя.

Я улыбнулся Минеку и тому, который сидел сзади и назвал меня «волком», и сказал соседу:

— Возьми.

— У меня тоже кое-что есть, — ответил мальчик в джемпере и вынул из кармана брюк жевательную резинку с перечной мятой.

Домой я почти бежал. Бежал через парк, мимо ковра из цветов, возле церкви святого Михаила, через перекресток, мимо москательной лавки, под железнодорожный мост… Что же случилось? Просто невероятно, и все это чистая правда. У меня были товарищи и самые лучшие из всех, из всего класса. Пан учитель прочитал наши фамилии, кое у кого справляясь о родителях, сказал нам, что и как, а когда мы выходили из класса, я уже разговаривал со многими, а они со мной. Мой сосед в темном джемпере и светлых брюках-манчестерках — Вильда Брахтл, Иржи Минек с передней парты, Бука с сильными руками, назвавший меня «волком»… Я уже не был овцой, не был чужим среди незнакомых, достаточно было нескольких минут, и все обошлось. Мне казалось, что в моих жилах плавает солнце и маленькие белые лодочки. Я чуть не сбил с ног тех двоих, которые патрулировали вокруг нашего дома и нас охраняли, они повернули как раз к витрине Коцоурковой, которая на этот раз не стояла перед ней, а была, наверное, в магазине — на витрине было полно бананов. Те двое увидели, что я смеюсь, и следили за мной. Я вбежал в дом и встретил у кухонной двери дворничиху, она тихо и спокойно кивнула мне и показала на веревку, повешенную от окна к плите, скорее всего для белья; никто не повесился, дворник был в комнате, оттуда через приокрытые двери было слышно, как он говорил:

— Глупости про этого украденного ребенка. Ерунда, а? Это для дурачков!..

Я с улыбкой вбежал наверх и ринулся в дверь нашей квартиры, только ветер свистел в волосах. Матери но было, а Руженка тут же догадалась, что все в порядке.

— Так ты не пропал, как в детективе? — крикнула она из кухни и схватила свою книжку, лежащую на буфете рядом с булками и дрожжами. — Помогла тебе обезьянка, где она?.. — Руженка протянула руку: — Я должна вернуть ее Коцоурковой, это талисман, который она мне одолжила.

— У меня ее нет, — испугался я, но не слишком. — Я отдал ее Брахтлу, который сидит рядом со мной, — она ему понравилась.

— Это хорошо, что она ему понравилась, — кивнула довольная Руженка и быстро убрала руку. — Все равно я Коцоурковой не должна ее возвращать, она в общем-то ничего не стоит. У нее их целый сундук, она дает их покупателям, когда те берут у нее картошку — это вроде рекламы бананов. Значит, помогла тебе? — повторила Руженка.

— Я не злодей и шел не в тюрьму, — засмеялся я. — Школа не тюрьма, бабушка ошиблась.

— Что бабушка, — тихо махнула рукой Руженка и посмотрела на двери. Но чего бояться — матери не было дома. — Что бабушка! К старости у нее появились такие причуды, что обалдеть можно было от ее рассуждений, ей даже казалось, что за ней кто-то следит… Главное, все обошлось хорошо, — Руженка засмеялась. — Первый день школы прошел. Но еще одно дело осталось, — сказала она, — еще одно очень опасное…

Когда я спросил, что, она ответила:

— Да вот — дрожжи. Придется их выбросить, мне кажется, они давнишние. Я ведь