Царский венец - Евгения Янковская

Жильяр ожидал, что императрица, препоручив ему дочерей, удалится, но она осталась присутствовать на уроке, приведя учителя в полное смущение. Призывая на помощь всю свою уверенность и знания, Пьер всё-таки закончил урок. Он боялся произвести невыгодное впечатление на царицу, и дело было не в карьере, просто молодой человек за столь короткое время уже ощутил привязанность к этой необыкновенной женщине и её маленьким дочерям.

Но Жильяр напрасно волновался — он понравился Александре Фёдоровне, хотя она ещё не раз самолично присутствовала на занятиях. «Вот так-то! — изумлялся Пьер. — Говорили: холодная, гордячка... А она такая доброжелательная и славная; сама занята воспитанием детей, и дети для неё главное». И ещё учитель отметил небольшую, но для него значимую деталь: когда царица посещала уроки французского, ему никогда не приходилось ждать, пока ученицы разложат на столе тетради и письменные принадлежности. Впоследствии, в отсутствие матери, княжны позволяли себе лениться.

В это время царская семья окончательно переехала в любимый Александровский дворец в окружении роскошной парковой зелени и маленьких озёр. Жильяру нравилось всё — Царское Село, дворец, его классная комната. И его ученицы.

Ольга на уроках всегда смеялась. Нет, не над учителем и не над французским, но ей казалось забавным наблюдать, как Жильяр всеми силами пытается призвать её к порядку; ей нравилось демонстрировать независимость характера. Поначалу Пьер был в отчаянии, пока не обнаружил, что старшая сестра — это милое создание — настолько умна, что мгновенно, без труда схватывает его объяснения в промежутках между шутками и игрой с кляксами, в то время как Татьяне, чтобы понять содержание урока, приходилось напрягать память и слушать, не пропуская ни слова. По её наморщенному лобику Пьер часто видел, что девочка воспринимает объяснения с трудом. Татьяна на уроках никогда не проказничала, и учитель поражался серьёзности и ответственности этого ребёнка.

Сегодня Жильяр объяснял спряжение и употребление вспомогательных глаголов. Ольга слегка задумалась, склонив голову. Пьер собирался было уже начать повторное объяснение, как старшая княжна вдруг весело воскликнула:

— Я поняла! Вспомогательные глаголы — это прислуга глаголов. Только один несчастный глагол «иметь» должен сам себе прислуживать.

Жильяр смотрел в живые ясные глаза своей разумной ученицы и не мог сдержать тихую улыбку. Ольга больше не смелась — она ответила доверительным взглядом на взгляд, и Пьер понял, что между ним и этой маленькой девочкой отныне вечный мир и начало большой дружбы. Он навсегда запомнил эти «вспомогательные глаголы».

Как-то во время занятий с Ольгой в комнату вошла сияющая государыня. Вошла не одна — на руках у неё был мальчик. Густые каштановые волосы его чудно вились, огромные глаза смотрели серьёзно и застенчиво, а на нежных щёчках играл здоровый румянец. Ребёнок был красив той поразительной романовской красотой, которую отмечал всякий. Жильяр без труда заметил, что счастье переполняет мать, но уловил также, что как-то очень уж заботливо и тревожно прижимает к себе императрица своего сына. В глубине выразительных глаз, не умеющих ничего скрыть, затаилось смертельное беспокойство. Жильяр подивился, но так ничего и не понял...

Императрица — счастливая мать и любимая жена, она активно занимается благотворительностью — добрый навык, насаждённый в детстве; уже открываются школы для нянь и гувернанток. Но не видимая никем, скрываемая от всех скорбь точит её душу. Постоянная тревога, окончательно подорвавшая слабое здоровье государыни, окрасила её радостную семейную жизнь в чёрные тона. Маленький сын, долгожданный наследник, ребёнок, о котором она столько молила Господа, болен, болен неизлечимо.

Мальчик быстро рос и производил впечатление вполне здорового ребёнка; он был на редкость смышлёный и любознательный. Ему ещё не было и года, когда его впервые показали солдатам во время смотра, что вызвало бурный восторг войск. Но когда Алексей начал самостоятельно ходить, императрица заметила, что ушибы, полученные им при падении, причиняли ему большие страдания. Поначалу Александра Феодоровна не раскрывала никому своих опасений и, даже себе не решаясь признаться в своих страхах, наблюдала за любимым сыном. Однако очень скоро она поняла, что её дорогой единственный сын, её «солнечный лучик» тяжело и опасно болен. Гемофилия, пониженная свёртываемость крови: любой ушиб мог вызвать самые серьёзные последствия.

А он чем старше, тем шаловливее. Вместе со своей маленькой подругой, сестрой Анастасией, за которой накрепко закрепилось прозвище «Швибз» — ртуть, а не девочка — они любили проказничать, но часто бывало и так, что маленький цесаревич бежал к матери, едва не плача:

— Мама, мама! — делая на французский манер ударение на последнем слоге, кричал он Александре Фёдоровне. — Почему мне не разрешают прыгать через скамью? Почему Насте можно, а мне нет?.. Мама, почему Швибз залезла сегодня на дерево, а меня не пустили? Почему?

— Малыш, ты же знаешь, что можешь упасть и серьёзно заболеть.

— Я буду осторожным, мама! Я не упаду! Ну почему я не такой, как другие мальчики?

Да, ему запрещали бегать, прыгать, преодолевать препятствия, лазить на забор. Алексей возмущался, но умудрившись-таки вырваться из-под присмотра следящих за каждым его шагом матросов, давал себе волю, нередко падал, ударялся и... и тогда им вновь овладевала страшная болезнь, с самых ранних лет предъявлявшая на него свои права и забиравшая радость детского существования.

— Успокойся, моё солнышко, ты ни в чём не виновата, — в который раз утешал Николай жену.

— В моей крови была эта болезнь, это наследие Гессенского рода, — рыдала Аликс, слушая доносящиеся из соседней комнаты стоны малыша. — Я родила его на мучения.

— Ты родила его потому, что на то была Господня воля, и его болезнь тоже воля Божья. Он... он... — Николай проглотил комок, услышав, как отчаянно вскрикнул Алексей: «Господи, сжалься надо мной!» — Наш сын, с юных лет познав страдания, никогда не причинит боли никому, когда станет императором.

— Но он может не дожить, — прошептала Александра.

— Может. — Николай чувствовал, что сейчас, когда слёзы подступают к глазам, он должен быть с женой спокойным, даже суровым. — Но доктор говорит, что нередко при такой болезни доживают до старости. Мы молились о рождении сына — теперь будем молиться о его выздоровлении.

И он отошёл к окну, поняв, что может не выдержать.

Напряжение, в котором постоянно находилась императрица, не могло не сказаться на её здоровье. Она всё больше и больше времени стала проводить на софе. В 1908 году у неё появились боли в сердце. Она никогда не жаловалась, и не так-то легко было допытаться у неё, как она себя чувствует на самом деле. Попытки родных и врачей отправить её на лечение вызывали у неё лишь раздражение.

«Только не думай, — писала она принцессе Виктории, — что мои недомогания волнуют меня лично. Я только хочу, чтобы муж перестал беспокоиться на мой счёт, а я смогла бы вернуться к своим обязанностям. Но если Господь посылает мне такой крест, я должна нести его без жалоб. В моей жизни было так много всего, что я добровольно отказываюсь от всех удовольствий и развлечений — они значат для меня так мало! К тому же моя семейная жизнь является идеально счастливой, что вполне компенсирует мне всё, чего я сейчас лишена. Малыш растёт настоящим товарищем своему отцу. Каждый день они вместе катаются на лодке. Все пятеро завтракают с ним ежедневно — даже когда я вынуждена лежать».