Кавказская слава - Владимир Соболь

— Н-да, — вспомнил Новицкий восклицание генерала Ланского. — Вот оно и Удино!

— Совершенно верно заметили. И только лишь навели первый мост, по нему сразу бросились войска обоих маршалов. И тогда уже было к переправе не подступиться.

— Как же тогда французы потеряли столько людей?

— Те, что переправились первыми, самые храбрые, те и выжили. А дальше начались вполне понятные осложнения. Настил у мостов не доски, а бревна, положенные в накат. Саперы бонапартовские, кажется, всю деревушку соседнюю разобрали. Орудия и повозки, тяжеленные, по ним скачут, козлы мостовые ломаются. Обоз у армии огромаднейший. Кто-то подсчитал, что только его переправить по обоим мостам — не менее недели надобно. А наши армии уже на подходе.

Они помолчали.

— Но эти десять-пятнадцать тысяч, что переправились, как сумели уйти? Там же, я помню, сплошные гати. Раскатать их, и вся армия бонапартовская там бы осталась! Едва ли единицы ушли бы. Загадочное дело.

— Никакой загадки, милейший Сергей Александрович, я здесь не вижу. Когда адмирал понял, что Наполеон уже на его берегу, он более всего испугался, как бы тот не кинулся в его сторону. Оставил ему свободной дорогу на Вильно, туда француз и ушел. И скажу вам прямо, поскольку вся наша беседа полностью откровенна. — Георгиадис даже нагнулся вперед и тронул Новицкого рукой за колено. — Возможно, что это было целью и генерал-фельдмаршала графа Кутузова. Да-да, не удивляйтесь. Слышал я, как его сиятельство пару раз поминал некий золотой мост, который он, мол, хотел бы построить чужому императору до самой границы.

— Сберегал армию?

— Не только. Тут дела политические были замешаны… Но давайте об этом наутро поговорим, на свежую голову. А то слишком долго я до вас добирался. И хорошего разговора хочу. Не наспех…

II

После завтрака Новицкий пригласил Георгиадиса на прогулку, сказав, что ему удобнее будет беседовать на ходу. Артемий Прокофьевич не удержался и покосился на тяжелую палку, на которую хозяин опирался при каждом шаге.

— Ничего, ходить мне полезно, — улыбнулся Сергей. — Доктора в госпитале советовали каждый день проделывать пешком версту, может быть, две. Я хожу десять в любую погоду. И, как видите, держусь, в общем, уверенно. А ведь год назад только вокруг жилища и то под строгим присмотром Михайлы.

Выйдя за ворота, они направились по тропке через мокрую луговину напрямик к озеру. Дальше, показал Новицкий, они пойдут вдоль камышей, потом поднимутся на косогор, поросший коричневыми соснами. И дальше по-над берегом в чистом, продуваемым ветром бору, где нет никаких летающих насекомых, но встречаются, и довольно часто, подберезовики, красные, а зная места, можно набрать и корзинку белых.

Следом за ними увязался кудлатый кобель, высокий, мощный, неопределенного цвета. Георгиадиса особенно заинтересовали его лапы — плотные, собранные комком и невероятных размеров даже для такого огромного пса.

— Хорош Полкан, — похвалил своего охранника Сергей. — Породы никакой, родословная исключительно местная, но силы и разума на двух сотенных Угадаев.

— Что же, и волка в одиночку возьмет?

— Смотря какого. Но важно, что не отступит даже перед двумя.

Через час пути они поднялись от воды к соснам и остановились передохнуть. Пока шли в высокой траве, слушая жужжание шмелей, стрекотанье кузнечиков и тонкий, въедливый писк комаров, Георгиадис помалкивал, сберегая дыхание. Став же на краю обрыва, откуда сбегал вниз длинный язык желтого песка, он заговорил.

— Милейший Сергей Александрович, как вы понимаете, я приехал к вам не для одного только удовольствия.

— Помилуйте, Артемий Прокофьевич, какое же удовольствие тащиться из Петербурга сотни верст, чтобы встретиться с отставным инвалидом.

Георгиадис потрепал себя за ухо. Этот жест весьма удивил Новицкого, потому как раньше он не замечал за статским советником никаких привычек, которые могли бы обнаружить при случае его настроение или мысли. Сергей поднял с земли обломок высохшей ветки и запустил его далеко в лес. Полкан, радостно размахивая хвостом, кинулся следом. Нашел, принес, наступил передними лапами и прилег, вывалив розовый, мясистый язык. Артемий Прокофьевич наблюдал за псом с особенным удовольствием.

— Вот такова жизнь и служилого человека. — Новицкий точно угадал мысли своего гостя. — Скомандуют, побежишь, принесешь, а зачем — самому начальству неведомо.

— Помнится, мы с вами приносили кусочки, замечательные на цвет, запах и вкус.

— Помню и удивляюсь нашему с вами везению.

— Везение наше было в том, что ими смогли распорядиться с хорошим расчетом.

— В Бухаресте — да, а в Борисове… — Новицкий оборвался, словно у него перехватило дыхание.

— Что же делать, Сергей Александрович, что же делать. Утешаться сознанием хорошо исполненного дела. Хотя согласитесь — найденные письма Сулковского удача до того неожиданная, что кому угодно могла показаться спланированной диверсией шпионов Наполеона. А вот сумей вы тогда разговорить нескольких пленных, да подготовить обстоятельное донесение, глядишь, и адмирал Павел Васильевич наклонил бы к вам свое ухо.

— Меня никто не уполномачивал на подобные действия, — сухо ответил Сергей. — Бумаги читать согласен, людей же пытать — увольте.

— Кто говорит о пытках? — искренне изумился Георгиадис. — Нож, плети да железо каленое хороши только, когда вы уже знаете, что спросить. И при этом уверены, что человек знает ответ. В Борисове же вы действовали вслепую. Так вам нужно было опросить десятка полтора, да показания сопоставить. Да придумать еще с полдесятка новых вопросов. И снова провести поляков по кругу. Вот тогда-то вы и смогли бы нарисовать картинку вполне убедительную. А у вас на руках было одно случайное сообщение адъютанта французского императора.

— В Бухаресте мы тоже знали немногим больше, но ведь донесениям дали ход! И как они заработали!

Прежде чем ответить, Артемий Прокофьевич яростно шлепнул себя по запястью, пришибив огромного овода.

— Прежде всего, в Валахии с нами был генерал Кутузов, а не адмирал Чичагов. Но и тогда, если бы мы узнали лишь о стамбульской ноте Наполеона, это нам мало чем помогло бы. Но сообщение Мурузи оказалось верхним в огромной постройке. Знаете, как замковый камень в оконной арке или же мощном своде. Сам по себе вроде бы невелик, а какую конструкцию держит! В поисках такого иносказательного камня и состоит наша работа.

— Какая работа? — резко спросил Новицкий. — И почему наша?

— Узнавать, — нимало не обескураженный тоном собеседника ответил Георгиадис. — Смотреть, слушать, спрашивать, сопоставлять, обдумывать, составлять записки да меморандумы. А почему наша? Да потому, уважаемый Сергей Александрович, что приехал я к вам с предложением примкнуть к нашему темному и тайному братству ищущих.

— Вряд ли я смогу быть вам полезным.