Китаец - Хеннинг Манкелль

Или ложились и умирали. Другого выхода не было.

Сань очнулся от размышлений. Смеркалось. Он огляделся в поисках подходящего места для ночлега. Возле дороги росла кучка деревьев, рядом несколько каменных глыб, словно прикатившихся сюда с горного кряжа, возвышающегося у западного горизонта. Они расстелили свои соломенные циновки, поели рису, которого должно хватить до Кантона. Сань украдкой взглянул на братьев. Хватит ли у них сил дойти? Что он будет делать, если один из них заболеет? Сам он по-прежнему чувствовал себя сильным. Но в одиночку ему не донести брата в случае необходимости.

Между собой они говорили мало. Сань сказал, незачем зря тратить на споры да ссоры те скудные силы, какие у них есть.

— Каждое слово, какое вы выкрикиваете друг другу, отнимает у вас один шаг. А сейчас главное не слова, но шаги, которые приведут нас в Кантон.

Братья перечить не стали. Сань знал, они полагаются на него. Теперь, когда родителей нет в живых, а они бежали из деревни, оба наверняка думают, что Сань принимает правильные решения.

Они свернулись калачиком на циновках, расправили косы на спине, закрыли глаза. Сань слышал, как сперва заснул Го Сы, потом У. Они до сих пор как малые дети, подумал он. Хотя обоим уже за двадцать. И никого, кроме меня, у них теперь нет. Я старик, знающий, как лучше. Но ведь и я еще очень молод.

А братья такие разные. У — упрямец, всегда с трудом подчинялся приказам. Родители тревожились за его будущее, предупреждали, что ему плохо придется в жизни, если он станет постоянно перечить другим. Го Сы, наоборот, медлительный, он никогда не доставлял родителям хлопот. Покорный сын, которого всегда ставили в пример У.

А во мне соединилось то и другое, думал Сань. Кто я сам? Средний брат, которому пришлось взять ответственность на себя, раз никого больше нет?

Вокруг пахло сыростью и глиной. Он лежал на спине, смотрел на звезды.

Вечерами мать часто выходила с ним на улицу, показывала ему небо. Тогда на ее усталом лице возникала улыбка. Звезды служили ей утешением в тяжелой жизни. Весь день она смотрела в землю, сажала рис, а земля словно бы ждала, когда и она сама в ней исчезнет. Глядя на звезды, мать ненадолго отрывала взгляд от земли внизу.

Он смотрел в ночное небо. Некоторым звездам мать дала имена. Яркую звезду в созвездии, похожем на дракона, она называла Сань.

«Это ты, — говорила мать. — Оттуда ты пришел, туда однажды и вернешься».

Мысль о том, что он пришелец со звезды, испугала его. Но он молчал, потому что мать этому очень радовалась.

Сань думал о бурных событиях, толкнувших его и братьев к внезапному побегу. Один из новых управителей землевладельца, человек по имени Фан, у которого между передними зубами зияла большая щель, обвинил родителей в нерадивости, Сань знал, что у отца очень болела спина и оттого он не справлялся с работой. Мать помогала ему, но они все равно не успели все сделать. Теперь Фан стоял возле глинобитной хижины, и кончик языка играл между зубами, как у опасной змеи. Фан был молод, примерно сверстник Саня. Но жили они в разных мирах. На родителей, стоявших перед ним на коленях, с соломенными шляпами в руках, склонив голову, Фан смотрел так, словно они насекомые, которых он в любую минуту может раздавить. Раз они не в силах работать, их вышвырнут из хижины, пусть нищенствуют.

Ночью Сань слышал, как родители шептались друг с другом. Обычно они мгновенно засыпали, поэтому он лежал и слушал. Но не сумел разобрать ни слова.

Утром родительская циновка была пуста. И он испугался. В тесной хижине все вставали в одно время. На сей раз родители, должно быть, украдкой выбрались наружу, не разбудив сыновей. Сань осторожно поднялся, натянул дырявые штаны и единственную кофту.

Солнце еще не взошло, но на горизонте уже алела заря. Где-то закричал петух. Деревня просыпалась. Только не родители. Они висели на дереве, затенявшем хижину в жаркое время года. Тела медленно покачивались на утреннем ветру.

О том, что было после, у Саня остались очень смутные воспоминания. Он не хотел, чтобы братья увидели родителей висящими в петле, с разинутым ртом. Ножницами, которыми отец срезал стебли риса, он перерезал веревки. Тела грузно упали на него, словно намеревались забрать его с собой в смерть.

Соседи привели старосту деревни, старика Бао, с мутным взглядом, трясущегося всем телом так, что он не мог толком выпрямиться. Бао отвел Саня в сторонку, сказал, что лучше всего ему и братьям уйти из деревни. Фан наверняка выместит на них свою ярость, засадит всех троих в клетки у себя в усадьбе. Или хуже того, казнит. Судьи в деревне нет, здесь властвует только землевладелец, а стало быть, Фан что хочет, то и делает от его имени.

Они ушли, когда погребальный костер родителей еще не догорел. И вот теперь Сань лежал под звездами, а рядом спали братья. Что их ждет, он не знал. Старик Бао сказал, им надо идти к побережью, в город Кантон, искать работу. Сань пытался расспросить его, какая там есть работа. Но Бао ответить не мог. Только показал дрожащей рукой на восток.

Три брата шли, пока до крови не сбили ноги, а во рту не пересохло от жажды. Братья плакали по умершим родителям и от страха перед неизвестностью, которая ждала впереди. Сань пытался утешить их, но вместе с тем подгонял идти быстрее. Фан был опасен. У него имелись верховые лошади, люди с копьями и остро отточенными мечами, и они вполне могли их настигнуть.

Сань все смотрел на звезды. Думал он о землевладельце, который жил в совершенно другом мире, куда беднякам вход заказан. В деревне он не появлялся, оставался грозной тенью, что сливалась с тьмой.

В конце концов Сань уснул. И в сновидениях ему явились три отрубленные головы. Он ощущал на собственном горле холодное лезвие меча. Братья уже расстались с жизнью, их головы катились по песку, из обрубков шей хлестала кровь. Он снова и снова просыпался, пробовал избавиться от кошмара, но стоило закрыть глаза, как страшный сон возвращался.

Рано утром братья снова двинулись в путь, допив остатки воды из кувшина, который Го Сы подвесил к ремешку вокруг шеи. Днем надо где-нибудь набрать воды. Они быстро шагали по дороге. Время от времени встречали крестьян, спешащих на полевые работы и несущих куда-то на голове и на плечах тяжелый груз. Похоже, этой дороге нет конца, думал Сань. Может, море вовсе не существует. Как и город под названием Кантон. Но он ничего не сказал ни Го Сы, ни У. Не то они вовсе станут плестись нога за ногу.

Маленькая черная собачонка с белым пятном на шее увязалась за путниками. Откуда она взялась, Сань не заметил. Просто вдруг оказалась рядом. Он прогонял ее, но она опять возвращалась. Даже камни ее не отпугнули. Она немедля прибежала опять.

— Назовем ее Дон Фуй — Большой Город за Морем, — сказал Сань.

В разгар дня, в самую жару, они сели отдохнуть под деревом в каком-то селенье. Местные жители напоили их водой, позволили наполнить кувшин. Собака, тяжело дыша, лежала у ног Саня.

Он присмотрелся к ней. Странная какая-то. Вдруг это мать послала ее к ним из царства смерти? Как вестницу, перебегающую от мертвых к живым? Сань не знал, он всегда с сомнением относился к богам, которым поклонялись родители и другие жители деревни. Как можно молиться дереву, ведь оно не даст ответа, нет у него ни ушей, ни рта. Или бездомной собачонке? Если боги существуют, то как раз сейчас ему и братьям требуется их помощь.