Кроваво-красная машинка - Мари-Од Мюрай
Шрифт:
Интервал:
Потихоньку отпуская веревку, она спустила гирю до пола.
— Год стрельбы из арбалета, два года стрельбы по летящим тарелкам. Лезьте наверх.
— Вы сногсшибательны. Я никогда еще вам этого не говорил?
По веревке я вскарабкался вверх, до крюка, и достал из кармана тот самый перочинный ножик, который ношу с собой с тринадцати лет. Помогая себе левой рукой, я смог добраться и до слухового окна.
— Осторожнее с осколками, Кати! Я разбиваю стекло.
Стекло разлетелось вдребезги. С той стороны обнаружилось что-то вроде деревянного ставня, он был приколочен снаружи, но не накрепко. Чтобы частично поднять его, мне потребовалось несколько минут.
— Нильс, — шептала Катрин, — мы горим…
Огонь уже пожрал лестницу, хрипел за дверью. Чердак понемногу заполнялся дымом.
— Я вылезу на крышу, — сказал я. — Лезьте за мной, наверх!
Я схватился за край слухового окна. В ладонь больно впился осколок стекла. Но не было времени уделять внимание таким мелочам. Я с трудом протиснулся наружу. Вслед за мной по веревке карабкалась вверх Катрин. Вдруг я услышал крик. Я наклонился внутрь, выглянув из слухового окна.
— Катрин! Что там с вами?
Она вставала с пола, потирая ягодицы.
— Да я шутки ради узелок развязала!
Она вновь завязала распустившийся узел, взяла гирьку и прицелилась, чтобы попасть в крюк.
— Мимо, — прошептала она.
Вторая попытка. Мимо. От дыма Катрин зашлась в кашле.
— Не получается, Нильс! — крикнула она.
— Бросайте веревку мне. Я поймаю.
Но Катрин уже была почти без чувств. Ее движения утратили силу и меткость. Гиря снова упала, я не успел ее поймать.
— Катрин! — проорал я. — Вы что, хотите там прокоптиться как мясная туша?!
Должно быть, такая перспектива вернула ее к жизни. Я поймал гирю, летевшую мне прямо в лицо.
— Я держу веревку, Кати… лезьте же! Давайте, еще одно усилие, ну. Вы уже почти наверху. Дайте мне руку, просто протяните руку.
Мои пальцы схватили ее пальцы. Я тянул на себя.
— Господи, до чего тяжелая, — бормотал я сквозь зубы.
Но ни за что на свете не отпустил бы ее. Наконец Катрин вылезла ко мне.
— Ох, да мы же на крыше, — простонала она.
— А вы думали, мы вылезем на берег моря?
У крыши был пологий скат; мы оказались совсем рядом с каштаном. Ползком смогли добраться до одной из его ветвей, спускавшейся к северному фасаду, чтобы, свесившись с нее, ухитриться обхватить ствол и слезть по нему на землю.
— Но у меня не получится. Нильс, я не в состоянии. К тому же так кружится голова. А еще…
— А еще одно слово — и я столкну вас!
Я потребовал, чтобы она лезла за мной, повторяя все мои движения. Сам без помех долез до каштана и обхватил ствол. Тут я обернулся. Катрин, кажется, парализованная страхом, была не в силах протянуть руку и ухватиться за ветку.
— Кати, я здесь. Только одно, последнее усилие.
— Я не могу…
— Кати, если вы не сделаете так, как я говорю, вам никогда не узнать, почему кроваво-красный «Динки» стоит на моем столе.
Аргумент оказался решающим. Она подползла немного ближе к ветке, вытянула руку. Подумав, что она справилась, я тихонько стал спускаться вниз по стволу. Крик возвестил, что я ошибся. Катрин падала.
— Катрин! Вы что там?! Катрин, вы не разбились насмерть? Ну до какой же степени вы глупы… Скажите, что вы не умерли!
Я опустился на колени рядом с ее телом. Стекла особняка лопались, потолки рушились, к небу вздымался столб огня и дыма. А я был здесь, в двух шагах от пожара, умоляя Катрин не умирать, не бросать меня одного.
— Вы не имеете права, — тихо бормотал я. — Я люблю вас.
— И этого, этого вы тоже мне еще никогда не говорили, — прошептала в ответ Катрин.
Переломы трех ребер, обеих ног, вывихнутый локоть и многочисленные ушибы.
— Она еще легко отделалась, — сказал мне хирург.
— Это как посмотреть, — отозвался я.
В тот день я встретил в больнице Жана-Мари. Он уходил, а я пришел. Он сообразил купить цветов. А я — нет.
— Катрин, какого страху вы на меня нагнали!
Она улыбнулась, утопая головой в подушках, еще бледнее чем обычно.
— У вас, наверное, от этих цветов мигрень, — сказал я. — Давайте унесу их в коридор.
Она взяла меня за руку:
— Нильс, надо предупредить директрису того заведения, где живет мадам Лакруа.
— О чем предупредить?
— Да о том самом, что ее пансионерка опасна, она опасная сумасшедшая.
— Мадам Лакруа — очаровательная пожилая дама. Надо понимать разницу между «тук, тук» и «тюк, тюк».
Катрин одарила меня взглядом, полным отчаяния.
— Успокойтесь. С моей психикой все в полном порядке. «Тук, тук» — это стук трости, которой умело пользуется пожилой человек. А вот «тюк, тюк» — звук более тяжелый и глухой, так стучат костыли, на которые опирается кто-то получивший травму.
Печаль во взгляде Катрин сменилась неподдельным ужасом.
— Вы хотите сказать…
Я кивнул.
— Мадам Лакруа говорила правду: ее муж был сумасшедшим, а дочь — опасной. Параноики владеют искусством изощренного коварства, и Соланж предусмотрела все: мнимая тайна с чашкой шоколада, чтобы заинтриговать вас, фальшивый адрес, чтобы заманить вас в ловушку, и настоящий пожар, чтобы вас убить. Лишь одно нарушило ее планы: она повредила лодыжку и не могла наступить на ногу.
— Но зачем бы Соланж хотеть нас убить?
— Целью были только вы. Вас она винила в своем разрыве с Жаном-Мари.
— Вы сообщили инспектору Бертье? — спросила Катрин. — Надо немедленно вызывать полицию. Где сейчас Соланж? Нильс, я вам говорю!
— Да?
— Соланж Лакруа весьма опасная личность. И она скрылась, не так ли?
— Да.
Катрин посмотрела мне прямо в лицо.
— И вы — разве вы ничего не станете предпринимать?
— Нет.
— Почему?
Машинальным жестом я будто порвал фото на четыре части. Фото Андре Азара, убийцы моих родителей.
— Есть такие «почему», — сказал я, — которые на самом деле вдовцы «потому что».
Еще через месяц Катрин Рок выписалась из больницы и вернулась домой, к тихому выздоровлению между креслом и кроватью. Мне так не хватало ее настойчивых звонков в дверь, неуместной болтовни, даже ее любопытства.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!