Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше - Хоуп Джарен

Десятилетие с 2005 по 2016 год было самым теплым с момента изобретения термометра. Сейчас мы на пике кривой, описывающей повышение температуры на протяжении 100 лет. Возможно, прямо сейчас вы подумали: «Кто-то должен что-то предпринять».

Организация Объединенных Наций уже больше 20 лет пытается работать с идеей меняющегося климата; многие страны с энтузиазмом включились в этот процесс. Первая конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК) прошла в 1995-м при участии более чем 150 государств, включая таких крупных игроков, как США, Китай, Бразилия, Индия, Россия и Саудовская Аравия. Им был предоставлен доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата за 1992 год, хорошо известный сейчас документ, описывавший шесть различных сценариев, шесть научных прогнозов на 2100 год, в которых градус потепления варьировался от двух до более четырех по Цельсию. Так РКИК надеялась предложить широкий спектр изменений в энергопотреблении и убедить мировое сообщество принять их (желательно — закрепив новые обязанности в каком-нибудь документе).

Спустя три года был выпущен Киотский протокол, дополнительное соглашение между индустриальными державами и остальным миром, в котором первые обещали снизить выбросы в атмосферу углекислого газа до значений, предшествовавших 1990 году. Соединенные Штаты подписали эту бумагу, но никогда ее не ратифицировали. Канада вышла из соглашения сразу, как только стало ясно, что никто ничего не снижает. Евросоюз и Россия подписали протокол, но продолжали и дальше наращивать темпы выбросов. Росли они и в Китае, Индии, Индонезии, Бразилии, Японии и нескольких других странах, принявших соглашение, но не уточнявших плана действий. Очень мило: все согласились действовать, а потом сделали вид, что ничего не было.

Спустя 17 лет и четыре доклада — в 2015-м — РКИК инициировала Парижское соглашение: мольбу о помощи в ограничении роста глобальной средней температуры до значения менее 2 °C любыми доступными способами. Все страны, поставившие свои подписи под документом, вольны были определять собственный курс по снижению выбросов углекислого газа в атмосферу — путем обращения к «зеленым» технологиям, восстановления лесов или более внимательного отношения к потребляемым природным ресурсам. Закончилось все так же, как и раньше: 175 стран-участниц, никакого снижения выбросов, а следующий год, 2016-й, стал самым жарким в истории наблюдений.

Несмотря на это, во всем мире принято бравировать верностью этим несчастным протоколам. Когда Дональд Трамп говорит, что США не будут подчиняться требованиям Парижского соглашения, это заявление столь же очевидно и легкоисполнимо, как мое обещание не занимать английский престол после смерти королевы Елизаветы. Но международные СМИ все равно умудряются преподносить его как новость.

Проблема в том, что не существует способа превратить культурное начинание в международное соглашение. Практика показывает: страны готовы начинать войны ради ископаемого топлива, а не ради отказа от него. Нет и краткосрочного экономического стимула запихнуть этого джинна обратно в бутылку — или хотя бы попытаться. Финансовые циклы развиваются гораздо быстрее биогеохимических, и нет никакой промышленной выгоды, которую можно было бы получить, продвигая идею меньшего потребления. Совокупность этих реалий с нашим стремлением к большему приводит меня к печальному выводу: наихудший сценарий, прогнозируемый Межправительственной группой экспертов по изменению климата, вполне возможен и, вероятно, неизбежен.

Наверное, вы слышали о предписании поддерживать рост средней глобальной температуры «намного ниже 2 °C» — эта фраза дословно взята из Парижского соглашения. Основываясь на серьезном изучении данных, ученые предсказали множество бедствий даже при успехе этой попытки: катастрофические волны жары и засухи, повышение уровня моря, закисление океана, неурожаи и многое другое. Эти предсказания могут быть верными и неверными одновременно. Тем не менее образ опустошенной Земли ужасает, и кажется, будто каждое новое исследование предпринимается исключительно с целью напугать нас еще больше.

Кто-то когда-то предположил, что преодолеть страх можно, лишь испугавшись еще сильнее. Мы недостаточно боимся. И вот уже заголовки газет кричат: «Люди должны бояться изменений климата» и «Время впадать в панику: только страх нас спасет», будто их пишут люди, живущие в альтернативной вселенной, где в первом обращении Франклина Д. Рузвельта говорилось прямо противоположное тому, что он сказал на самом деле.

Я всего лишь «девушка из лаборатории», но идея запугивания ради запугивания меня пугает. Никто не принимает здравых решений, когда ему страшно, — тому полно примеров в истории. Во многих случаях напуганные люди и вовсе отказываются что-либо предпринимать. Приведу пример. Восьмидесятые годы. Я еще ребенок, но уже напугана перспективой ядерной войны. Взрослые только о ней и говорят, повергая друг друга (и меня) в еще больший ужас. Был ли этот страх обоснован? Да. Привел ли он нас к решению вопроса? Скорее нет. Сорок лет спустя бомбы, уничтожившие Хиросиму, сравнимы со спичкой, зажигающей огонь термоядерной бомбы. Ядерные взрывы снились мне в детских кошмарах, но прошло время — и еще больше стран владеет еще более разрушительным оружием.

Стоит также помнить, что пресловутые 2 °C — это ответ на вопрос из 1970-х: «Насколько теплее станет, если содержание углекислого газа в атмосфере удвоится?» Полученные результаты использовались учеными для изучения эффекта, оказываемого потеплением на погоду, сельское хозяйство и общество. Оказалось, что каждая из этих сфер жизни очень сильно пострадает. Избежать последствий можно, остановив рост температуры до того, как она достигнет обозначенного уровня. Исходя из этого, 2 °C вполне логично упоминались в бесконечных международных докладах и онлайн-публикациях.

Опирались на них и при установке предела потепления — требования, согласно которому общее повышение температуры с начала промышленной революции не должно превысить те самые 2 °C. Выше я уже говорила, что с тех пор температура увеличилась на 1 °C. Осталось чуть больше градуса до начала катастрофы, предсказанной учеными еще в семидесятых.

Говорю это, чтобы ввести вас в курс дела, а не напугать: за годы преподавания я хорошо усвоила разницу между этими двумя понятиями. Знаю, что страх часто заставляет нас отстраняться от проблемы, в то время как знание, напротив, провоцирует приглядеться к ней пристальнее. Если рассуждать логически, единственная возможность избежать большего потепления — использовать преобразующий подход к использованию энергии, а не наращивать изменения, диктуемые Киотским протоколом и Парижским соглашением. Нужно изменить общечеловеческое представление о том, зачем нужна энергия, и скорректировать индивидуальные — а потом и коллективные — привычки ее использования.

Я ученый и должна бы знать ответы на все вопросы, но, как и прочие, не в силах представить, как выглядят настоящие перемены. Почти все, что я делаю, требует энергии. Почти вся она получена из ископаемого топлива. И таких, как я, миллиарды. Семь миллиардов людей, которые хотят жить именно так.

Если погоня за бóльшим станет движущей силой всего человечества, если вся планета решит жить по-американски, общий объем выбросов углекислого газа увеличится в четыре раза. Сейчас трудно сказать, какая его часть попадет в Мировой океан (и какие разрушения это вызовет), но еще в 1970-х ученые выяснили: к 2200 году в атмосфере будет примерно вдвое больше углекислого газа, чем в наше время, и прочие сценарии маловероятны. Следствием этого станет повышение общей температуры примерно на 2 °C и сопутствующие катаклизмы.