Милые обманщицы. Убийственные - Сара Шепард

По коже Эмили пробежали мурашки. Невинные? Она покосилась на Айзека, чувствуя, что мышцы вокруг рта вышли из-под ее контроля. «Она все знает, – подумала Эмили. – Точно знает!»

Айзек примирительно улыбнулся.

– Не волнуйся, мамочка. Мы не пьем.

– Вот и хорошо, – сказала миссис Колбер. – Меня очень беспокоит, что вы, молодые люди, торопитесь поскорее стать взрослыми. Я знаю, что многие бармены даже не спрашивают удостоверения личности! – Она театрально вздохнула. – Ах, Айзек мне казалось, тебя должна больше волновать церковная поездка в Бостон на следующей неделе, чем открытие «Рэдли»! Еще несколько недель назад ты не проявлял никакого интереса к модным вечеринкам для взрослых. – Сказав это, она в упор посмотрела на Эмили, словно хотела дать понять, что это ее пристрастие к пьянкам и гулянкам сбило Айзека с пути истинного.

– Я всегда любил вечеринки, – поспешил оправдаться Айзек.

– Ах, Маргарет, дай детям немного повеселиться, – мягко заступился мистер Колберт. – Они будут хорошо себя вести.

Зазвонил телефон, и миссис Колберт вскочила, чтобы ответить. Айзек извинился и удалился в ванную, мистер Колберт скрылся в своем кабинете. Эмили кромсала свой кусок пирога на мелкие кусочки, ее руки сделались скользкими от пота, щеки пылали. Что с ней творится? Может, она излишне подозрительна? Скорее всего, она сама себе все напридумывала! Миссис Колберт вовсе не точила на нее зуб и не пыталась свести с ума. Она определенно не была «Э»!

Эмили собрала тарелки и понесла их в раковину, решив показать себя с лучшей стороны. Несколько минут она скребла и мыла, потом в кармане у нее загудел мобильный. Что ж, самое время для «Э» прислать ей ехидное сообщение о сегодняшнем поведении «дорогой мамули». Возможно, миссис Колберт, действительно, ничего не знала о том, что произошло вчера между Эмили и Айзеком… пока «Э» любезно не просветила ее как раз перед сегодняшним ужином. Подобно прежней «Э», новая тоже каким-то непостижимым образом знала все и обо всем.

Но экран «Нокии» был пуст. Неожиданно Эмили поняла, что на этот раз она хотела получить сообщение от «Э». Если за этой историей стояла «Э», то миссис Колберт была бы жертвой грязных манипуляций этой стервы, а не обычной пассивно-агрессивной людоедихой.

Когда из гостиной донесся хохоток миссис Колберт, Эмили окинула взглядом кухню. Если мать Эмили собирала фигурки кур, то мать Айзека коллекционировала коровок. У них были совершенно одинаковые магнитики на холодильнике: французский сельский домик под соломенной крышей, церковь с высоким шпилем и пекарня. Миссис Колберт была обычной мамой с обычной кухней, такая же, как миссис Филдс. Наверное, Эмили все преувеличивает.

Она собрала вымытые вилки, ложки и ножи, вытерла их кухонным полотенцем и задумалась, где миссис Колберт держит столовые приборы. Эмили наугад выдвинула ближайший к раковине ящик. Из глубины выкатилась пальчиковая батарейка. Внутри лежали ножницы, разрозненные канцелярские скрепки, прихватки с рисунком в виде коровок и пачка ресторанных меню на вынос, перетянутых фиолетовой резинкой. Эмили уже хотела задвинуть ящик, когда на глаза ей попалась фотография, засунутая в самую глубину.

Она вытащила ее. Айзек стоял в вестибюле родительского дома, одетый в слегка великоватый отцовский костюм. Одной рукой он обнимал Эмили, которая была в розовом атласном платье, похищенном из шкафа Кэролайн. Фотография была сделана неделю назад, перед поездкой на благотворительный вечер. Миссис Колберт тогда суетилась вокруг них, ее глаза сияли, щеки раскраснелись. «Ах, какая милая парочка!» – то и дело восклицала она. Миссис Колберт оправила корсаж на платье Эмили, перевязала галстук Айзеку, а потом угостила их свежеиспеченным печеньем с шоколадной крошкой.

На фото был запечатлен этот счастливый момент… за исключением одной детали. У Эмили не было головы. Она была полностью вырезана из фотокарточки, кто-то не поленился аккуратно отстричь ножницами все до единой прядки ее волос.

Эмили быстро задвинула ящик. Потом ощупала пальцами свою шею, челюсть, уши, щеки и лоб. Ее голова все еще была на месте. Она тупо смотрела в окно, пытаясь сообразить, что же теперь делать, когда ее мобильный негромко звякнул.

У Эмили упало сердце. Значит, «Э» все-таки приложила к этому руку. Дрожащими пальцами Эмили вытащила телефон. Одно новое мультимедийное сообщение.

На экране открылась картинка. Старая фотография чьего-то заднего двора. Заднего двора Эли – Эмили узнала домик в ветвях большого дуба. А вот и сама Эли – совсем юная, улыбающаяся, ясноглазая. Она запечатлена в форме молодежной лиги роузвудской школы по хоккею на траве, значит, фотография была сделана в пятом или шестом классе – позже Эли уже играла за сборную университета. Помимо нее, на фотографии были еще две девочки. Одна блондинка, почти полностью скрытая деревом – скорее всего, Наоми Зиглер, в ту пору одна из двух ближайших подруг Эли. Вторая девочка была изображена в профиль. У нее были черные волосы, бледная кожа и от природы алые губы.

Дженна Кавано.

Эмили озадаченно застыла, держа телефон в вытянутой руке. Где же очередной шантаж? Где ликующее сообщение, типа: «Попалась! Мамочка считает тебя грязной шлюхой!» Почему «Э» не ведет себя… как «Э»?

Потом она заметила послание, прикрепленное под фотографией. Эмили прочитала его четыре раза, силясь понять смысл.

Тем же вечером в среду Спенсер села на сверхскоростной поезд на станции «Тридцатая улица» в Филадельфии, устроилась в мягком кресле у окна, поправила пояс серого шерстяного платья с запахом и смахнула приставшую сухую травинку с заостренного мыска сапог «Лоффер Рэндалл»[15].

Она потратила целый час на выбор наряда и очень надеялась, что ее платье недвусмысленно говорит о ней примерно следующее: «я ультрамодная и очень серьезная девушка», а также «посмотри, до чего потрясающая у тебя биологическая дочка!». Сами понимаете, как непросто было соблюсти такой баланс.

Проводник, седой добродушный мужчина в синей форме, внимательно изучил ее билет.

– В Нью-Йорк едете?

– Ага, – Спенсер шумно сглотнула.

– По делам или отдохнуть?

Спенсер облизала губы.

– Я еду к маме, – выпалила она.

Проводник улыбнулся. Пожилая женщина, сидевшая через проход, одобрительно закудахтала. Спенсер надеялась, что среди ее попутчиков не окажется никого из друзей ее матери или деловых партнеров отца. Честно говоря, она не хотела, чтобы родители узнали о ее поездке.