Ричард Длинные Руки - гроссфюрст - Гай Юлий Орловский

— Смилуйтесь! — прокричал другой.

— Мы ж платим налоги, — крикнул третий о самом главном.

Я сказал важно, чувствуя себя совсем не рыцарем, а не знаю кем, хозяйственником, наверное:

— Ну, если налоги, тогда, а как же…

Бобик поднял нос, понюхал воздух и ринулся по прямой в ту сторону, куда показывали мужики.

Сперва я увидел широкую полосу поваленных стеблей, а пшеница — не камыш, что тут же поднимается, у нее стебли хрупкие, сразу ломаются, так что кабан в самом деле гад, нашел где резвиться…

А когда взгляд упал на следы, я передернул плечами, чувствуя холодок страха. Это не кабан, какое-то чудовище, кабаны не вымахивают размером с быков. Кабан и обычных размеров — опаснейший зверь, не одного короля задрал на охоте, а уж герцогов и графов вообще не счесть.

Я сперва поднял руку к плечу и пощупал лук Арианта, потом сунул ее в мешок, вытащил малый арбалет и взвел тетиву. В сотне шагов впереди вдруг раздался громовой рык, сто львов не смогли бы так потрясти небо и землю.

Взметнулось нечто ужасное, под ногами вздрогнуло, а там на ужасающих размером чудовище Бобик впился зубами в холку, вцепился всеми четырьмя.

— Дурак! — заорал я. — Он же тебя раздавит!

Но кабан даже не попытался упасть и поваляться на спине, чтобы раздавить докучливое насекомое. Увидел меня, дико всхрапнул и ринулся с такой скоростью, что и арбогастр мог бы позавидовать.

Вообще-то остановить вепря невозможно, разве что крепостная стена вырастет на дороге, все отпрыгивают, а он слишком тяжел и быстр, чтобы резко остановиться, но, проскочив, разворачивается моментально, и тут уж охотники всегда наедине со смертью…

Я моментально прицелился ему в грудь, но палец так и не нажал на спусковую скобу, какая там грудь, весь кабан — это одна чудовищная голова, за которой там сзади небольшое такое туловище…

Арбогастр отпрыгнул в последний миг, вепрь пронесся рядом, задев боком сапог, в десяти шагах затормозил, упершись всеми четырьмя и пропахав глубокие борозды, развернулся для новой атаки…

Я выстрелил, болт ударил в левый бок точно в момент поворота, кабан всхрюкнул и ринулся на меня.

Мы с Зайчиком ждали, когда добежит ближе, готовы отпрыгнуть, однако вепрь двигался все медленнее, начал пошатываться, в трех шагах от нас копыта подогнулись, передние ноги изломились в коленях, он сунулся рылом в землю и тяжело упал на левый бок, закрывая жуткую рану.

Бобик так и остался сверху, вцепившись, как клещ, свирепо рычал и дергал головой из стороны в сторону, словно ухватил мелкого зайчика за холку и треплет, как тряпочку.

Крестьяне все так же осторожно держатся вдалеке, но когда увидели огромного черного пса сверху на поверженном гиганте, начали осторожно, пугливо останавливаясь на каждом шагу, двигаться в нашу сторону.

А из лесу выметнулись на опушку всадники в ярких одеждах знати, кони в мыле, храпят дико, глаза выкачены, бока ходят ходуном, за ними на таких же заморенных лошадях с десяток то ли слуг, то ли стражей, у всех в руках длинные пики.

Заметив крестьян, а потом меня, восседающего на громадном черном коне, повернули в эту сторону. Кто-то из них вскрикнул и указал на Бобика, что свирепо терзает сраженного вепря.

Все с криками ринулись в нашу сторону, но чуточку придерживали коней, чтобы дать вырваться вперед простоволосому рыцарю с плащом красного цвета за спиной, развевается красиво и грозно, как крылья огромной хищной птицы, видна оранжевая рубашка с широкими обшлагами, хотя всадник наклонился к конской гриве.

Я ждал молча, не двигался, как и арбогастр, что как заснул, всадники еще больше придерживали коней, а их предводитель властно вскинул руку ладонью вперед.

— Стойте, кто бы вы ни были!

— А я что делаю? — пробормотал я.

Арбогастр услышал, презрительно фыркнул, еще и ухом дернул, выказывая крайнюю степень неуважения. Всадники взяли меня в широкое кольцо, но сами не отрывали взглядов от чудовищной туши вепря, дикая мощь видна даже в убитом. Бобик все еще рвет загривок, пасть в крови, широкая струя стекает по боку кабана, под ним такая исполинская лужа крови, что почти плавает в ней, и неважно, что это из другой раны, ее не видно…

Головной всадник повернулся ко мне, я увидел бледное измученное лицо с гневно вытаращенными глазами.

— Кто вы? — прокричал он надменно и осторожно пустил коня ближе. — И почему убили дичь, за которой гоняемся вот уже трое суток?

Я ответил мирно:

— Правда, это дичь?

— Да! — крикнул он запальчиво. — Она наша!

Я поинтересовался:

— И вы за нею гонялись трое суток?

— Да!

— Хорошие охотники, — сказал я, — крепкие, выносливые…

Он нахмурился, уловив в похвале скрытую издевку, сказал резко:

— Кто вам позволил самоуправство в моих землях?

Я сказал резонно:

— Я что, мог увидеть вас за милю в густом лесу и понять, что вы за этим поросенком гоняетесь… да еще трое суток? Он выбежал из леса и топтал посевы. Крестьяне забеспокоились, я им помог, велев собачке удавить эту мышь.

Они обеспокоенно переглядывались, один даже слез и начал замерять высоту холки этого поросенка размером с небольшого буйвола, другие нервно поглядывали на Бобика. Тот весело скалился окровавленной пастью, острые как ножи зубы блестят как-то так, что даже смотреть на них совсем не хочется.

— Этот вепрь разорял пашни моего господина, — заявил всадник. — Это наша добыча!

Я сказал мирно:

— Да ради Бога!.. Стоило за нею гоняться три дня? Забирайте… Хотя, если по-честному, его нужно отдать крестьянам, как возмещение за потраву.

Из леса выехали еще трое, грузный всадник на крупном и донельзя измученном коне и двое молодых красивых воинов с красочными баннерами в руках. Он сразу пустил коня к нам, здесь все подтянулись и смотрели на приближающихся с почтением.

Явно господин, тоже с непокрытой головой, немолодой, с седыми висками и сильной проседью, издали вперил в меня недоброжелательный взгляд. Лицо массивное, суровое, надменное, настоящий удельный лорд. Даже король с такими не справляется, у них свои земли, свои законы, свой суд и свои правила.

— Кто таков? — потребовал он.

— Просто еду мимо, — ответил я. — С кем имею честь?

Он надулся, сказал резко:

— Здесь задаю вопросы я!

— В приличном обществе представляется первым тот, — напомнил я, — кто приехал или пришел. А так как я здесь уже был…

Рыцари переглядывались, несколько человек выразили на лицах предельную степень возмущения моей наглостью и опустили ладони на рукояти мечей. Те, у которых копья, взяли их покрепче и направили в мою сторону.