В лапах Ирбиса - Елена Ласк

– Почему подозревали именно его? – Этот вопрос показался мне логичным.

– Вроде одна из потерпевших указала на него.

– И этого оказалось мало?

– Согласна, мутная история, я сама не поверила, когда услышала, зря тебе рассказала. Просто, возможно я не права, но если у вас всё так серьёзно, как все говорят, о подобном лучше знать. Только не забывай, что это ничем не подкреплённые сплетни.

– Не забуду.

– Это ещё не всё.

– Неужели? – К этому моменту началась первая волна недовольства в очереди, и я снова предпочла сплетни.

– Это вторая новость. Толю Басова вчера арестовали. – Это я уже знала, но было интересно до каких размеров неправдоподобности разрослась эта новость. – Его подозревают в производстве и сбыте наркотиков, взяли с поличным. Отец Басова нанял лучшего адвоката, настоящую акулу, но говорят, тот не даёт никаких гарантий, слишком много доказательств против Толи. У меня в голове не укладывается, зачем Басов полез во всё это, у него же всё есть, как родился с золотой ложкой во рту, так с ней и рос.

– Всё это мне мало интересно.

– Неужели, даже чуть-чуть не позлорадствуешь?

– Нет. – Тема с арестом Толи по-прежнему была мне неприятна.

– Зря. Ладно, когда дозреешь, вместе съездим навестить его в тюрьму, где ему и место.

– Так мило с твоей стороны.

– И не говори. – Мила поняла мою иронию, засмеявшись в трубку. В этот момент помещение захватила вторая волна недовольства, и это именно тогда, когда моя очередь почти подошла. – Мой перерыв уже заканчивается. Поболтаем в нашу общую смену. Пока.

Иногда мне казалось, что у Милы нет вообще никаких проблем, она всегда была на каком-то нездоровом позитиве, чем иногда вызывала зависть, особенно сейчас, когда из-за негодующих и их претензий, постоянно отвлекающих сотрудников от работы, меня не успели принять до обеда, как и их, и теперь они принялись возмущаться ещё больше. Мне пришлось ждать, когда закончится перерыв.

Долго смотрела на пустую строку поискового запроса, прежде чем нажать нужные буквы. Я не сомневалась, что Ирбис был не виноват, но это преступление стало частью его жизни, о которой я ничего не знала. Он почти ничего о себе не рассказывал. Кошмар, я чуть не переспала с человеком, о котором почти ничего не знаю.

Нужную информацию нашла не сразу. Преступление, о котором рассказала Мила, произошло не десять лет назад, а чуть больше восьми. Информации было немного, все статьи были скупы на подробности, кроме одной, в какой-то жёлтой газетёнке, так себе источник информации, но я ведь не обязана верить всему, что написано.

Зимой того года три одиннадцатиклассницы возвращались домой после уроков в музыкальной школе. По словам потерпевших, на них напали в одном из переулков, накинув со спины на головы тёмные мешки и что-то вколов в шеи. Очнулись они, привязанными к кроватям, с повязками на глазах. К тому моменту над ними уже были совершены насильственные действия, которые продолжались в течении недели. Им было запрещено разговаривать и снимать повязки с глаз. Преступник угрожал расправой над всеми, если хоть одна ослушается. Одна из девушек утверждала, что преступников было несколько, у неё создалось ощущение, будто в помещение, где они находились, приходили разные мужчины, ни один из которых не произнёс ни слова, кроме одного, приказывавшего что и как делать. Другая девушка, находясь в состоянии шока, не смогла рассказать никаких подробностей, единственное, что она помнила, что ей постоянно давали таблетки, разного размера, формы и вкуса, по-разному влиявшие на организм, некоторые по действию были похожи на афродизиаки. Третья девушка утверждала, что узнала голос преступника, но у подозреваемого на время преступления было алиби. Через неделю издевательств после тщательной обработки всего тела их отпустили, снова накачав, и выбросив недалеко от музыкальной школы. В результате следственных мероприятий ни на одной из девушек не было найдено следов чужой ДНК. Результаты анализов показали наличие в крови наркотических веществ. И больше ничего. Преступник так и не был найден.

В других статьях было ещё меньше информации. Ирбис и даже фамилия Барских ни в одной из них не фигурировала. И вроде всё понятно, только почему одна из девушек указала именно на него? Если она узнала его голос, значит они были знакомы или она часто его где-то слышала. Хотя какая может быть связь у школьницы с таким как Ирбис?

В голове сформировалась бредовая мысль спросить его напрямую. Мила сказала, что он может взбеситься, что ж, тогда лучше сделать это в максимально людном месте, желательно, где могут дежурить сотрудники правопорядка. Я не собиралась спрашивать Ирбиса он это сделал или нет. Меня интересовало его отношение к произошедшей ситуации, тогда и сейчас. От бурных размышлений меня оторвал зазвонивший телефон. Доктор Разумовский.

– Ника, срочно приезжай в больницу.

– Надеюсь, мой урок пошёл тебе на пользу, ты осознал, что я не прощаю даже маленьких шалостей, и понял, что больше так легко не отделаешься?

Мне хватило нескольких слов, сказанных знакомым голосом, чтобы понять кто говорит, а самое главное кому. Я шла мимо палаты пациента с вывихнутыми пальцами, которая находилась по пути к лифтам, мысленно планируя следующий день. Я обещала Ирбису завтра закончить сбор документов, оставалась пара бумажек. За один день собрать все документы не удалось, срочно вызвали на работу из-за массового отравления в одном из клубов города. Наша клиника была ближе всех к месту происшествия и пострадавших в тяжёлом состоянии везли к нам. Я ассистировала доктору Разумовскому на операции девушки на шестом месяце беременности, с кровотечением, которое нам удалось остановить и спасти плод. Как раз направлялась к ней, она просила, чтобы я зашла после смены. Придя в себя, пациентка умудрилась поблагодарить всех, кто участвовал в спасении её и ребёнка, я осталась последней. Отнекивалась до последнего, не люблю я все эти благодарности, спасать людей – наша работа, но доктор Разумовский настоял, чтобы я не расстраивала беременную. Ему почему-то не нравилась моя категоричность в подобных вопросах. В очередной раз, заартачившись, пришлось выслушать лекцию о важности позитивного настоя пациентов. Доктор Разумовский был убеждён, что для того, кому ты помог, жизненно важно отблагодарить тебя, некоторые даже убеждены, что, если этого не сделают, всё пойдёт насмарку, а силу самовнушения никто не отменял. Я сопротивлялась ровно до того момента, пока не услышала, что деньги мне совать не станут, терпеть этого не могу, и всё обойдётся символическим подарком. Сегодня я не форме для придания вежливо-щадящей формы своего неприятия материальной благодарности пациентов. Сил после внеплановой смены и сразу дополнительной после неё не осталось. Мила практически умоляла подменить её, хотя я впервые попробовала отказаться. После нескольких операций с Разумовским чувствовала себя как зомби, но в итоге всё-таки согласилась и раскачалась, обязанности медсестры сошли за отдых. Правда избежать косых взглядов коллег не удалось. Только перестали обсуждать мою продажную суть, как получили новый повод после того, как доктор Разумовский полностью переложил на меня проведение операции. В этой клинике никто и слова против его решений не скажет, не подвергнет сомнению, слишком уважают, но молчание иногда гораздо громче слов. Будь я на их месте, тоже задалась вопросом, почему обычной студентке позволяют оперировать. Я сказала доктору Разумовскому, что это плохая идея, но он, с присущим ему спокойствием, ответил, что я должна думать только об операции. Но любая операция заканчивается, а взгляды остаются. Мне просто необходимо было отвлечься, и планировала я сделать это в ненавистных очередях – самый лучший способ. Только все мои планы моментально смазались.