Половая жизнь ребёнка - Альберт Молль

Несомненно, что многие явления детской жизни не должны быть рассматриваемы, как половые, хотя они находятся с ними в близком родстве. Это правильно также и по отношению к чувству дружбы между мальчиками или между девочками, которое наблюдается в периоде недифференцированного полового влечения или после дифференциации и не должно отождествляться с половым чувством. В это время у мальчиков иногда замечается желание заключить романтический союз дружбы; то же самое мы находим у девочек. Во многих подобных случаях не может быть и речи о чем-нибудь сексуальном. Придется анализировать каждый отдельный случай, чтобы прийти к какому-нибудь выводу. С другой стороны, и в раннем детстве эта склонность может ясно проявиться, как половая, даже и в том случае, если собственные половые органы мальчика не играют при этом никакой роли. Случается, что уже 8-летний мальчик чувствует особенный интерес к половым органам юношей и взрослых мужчин, старается при всяком случае их увидать и в таком случае мы можем, не боясь ошибиться, предположить наличность гомосексуальной склонности, хотя бы она еще не отражалась на половых органах мальчика.

Сходно обстоит дело у животных. И здесь иногда очень трудно разграничить половое влечение и дружбу. Много очень интересных, подробностей рассказывает об этом Роберт Миллер. По Миллеру во многих случаях причиной так называемой дружбы животных (Thierfreundchaft), дружбы между животными разных пород, является половое влечение. Он упоминает о десятимесячной собаке, которая насиловала кур и их при этом душила; о двухлетней породистой собаке, у которой была подобная же извращенная страсть и которая поддерживала правильные половые сношения с одной из куриц. Далее он приводит случай, который наблюдал Momsen, когда гусак хотел связаться с курицей. Во всяком случае из приведенных примеров явствует, что иногда очень трудно отличить эти случаи дружбы животных от проявления полового влечения. Отсюда, понятно, вовсе не следует, что всякая обращающая на себя внимание дружба животных носит сексуальный характер.

Тоже самое можно сказать и относительно других видах извращенности, напр. садизма. Склонность к жестоким поступкам проявляется, правда, уже в детстве, однако только впоследствии она связывается с половой жизнью. Но проявление этой связи впоследствии не дает нам права видеть в каждой резкости, в каждом случае дурного обращения проявление садизма, и притом так же мало у ребёнка, как у взрослого. Так напр., злорадство, если его даже рассматривать, как нечто аналогичное садизму, не имеет никакого отношения к половому влечению. Точно также и истязания животных нельзя рассматривать ни у ребёнка, ни у взрослого, как проявления садизма.

Феликс Платтер рассказывает в своей автобиографии, что он еще подростком избрал для себя профессию врача. Полагая, что ему, как будущему врачу, следует приучить себя спокойно смотреть на предметы, возбуждающее отвращение, и желая видеть сердце и другие внутренности животных, он очень стойко присутствовал при их убивании. Он всегда горячо просил разрешения следить за работой мясников. Далее он передает, что он исследовал, имеет ли птичка кровеносные сосуды, можно ли ей пустить кровь, и что она околела, когда он перочинным ножичком перерезал ей жилу. То же самое он делал с майскими жуками и другими насекомыми. Такие и тому подобные поступки детей не имеют ничего общего с половой жизнью. Когда ребёнок вырывает у насекомого ножки или калечит другое животное, у него те же побуждения, как и в том случае, когда он в часовом механизме разбирает один винт за другим. Один и тот же поступок может быть вызван различными мотивами и потому следует с большою осторожностью видеть в каждом жестоком поступке ребёнка проявление садизма или залог его будущего развития.

В одном опубликованном мною случае «фетишизма роз» идет речь о 30-летнем филологе X. В школе он никогда не мастурбировал и до 19–20 лет не чувствовал влечения к женщине. До этих пор он оставался в половом отношении нейтральным. Уже издавна он питал любовь к цветам, еще в детстве часто целовал их. Он не припоминает однако в связи с этим никакого полового возбуждения. На 21-м году он познакомился с молодой девушкой, у которой к жакету было приколото несколько роз. С этого момента роза заняла исключительное место в половых переживаниях г-на X. Он покупал розы, где только мог, целовал их, брал с собою в постель. Целуя розу он чувствовал эрекцию. Во время ночных поллюций роза играла всегда особенную роль.

Именно этот случай чрезвычайно поучителен. Такая любовь к цветам, доходящая до желания целовать их, очень часто наблюдается у детей, не приобретая впоследствии полового характера. Такие лица не станут придавать впоследствии большого значения подобным явлениям в детстве, которые к тому же большею частью забываются. Г-н X., который впоследствии страдал «фетшизмом роз», провел однако, и пожалуй, правильно, свое пристрастие к цветам, имевшее место уже в детстве, в причинную связь с сексуальным фетишизмом. Не следует только полагать, что эти явления уже в детстве имели сексуальный характер. Гораздо вероятнее, что пристрастие к цветам, переходящее границы нормального и наблюдавшееся у X. уже с детства, лишь благоприятствовало позднейшему возникновению «фетишизма роз». Что правильно для патологии, может быть применено к нормальной половой жизни. А именно, переживания детства, которые не имеют еще сексуального характера, приобретают, несмотря на это, громадное значение для позднейшего развития половой жизни вообще и для психосексуальных чувств в особенности.

Ради полноты я хочу упомянуть еще о двух процессах, которые также приводились в связь с половой жизнью ребёнка: «Exhibitionismus»[61] и «Skatophilie»[62]. Что касается первого, то под этим именем Saségue[63] описал людей, которые показывают другим лицам свои половые органы на известном расстоянии, не производя других непристойных манипуляций и в частности не делая при этом попытки к половому общению. Ковалевский[64] полагает, что наклонность к подобным действиям наблюдается у мужского пола особенно в детстве, при наступлении зрелости и в старости.