Мария - королева интриг - Жюльетта Бенцони

— Если я и была бледна, то от гнева! С чего это тебе вдруг вздумалось подталкивать этого юного хлыща Монморанси к моей снохе?

— Я? Я никого не подталкивала, мадам! Если Монморанси влюблен в мадам Анну, я тут ни при чем.

— Для тебя лучше, чтоб это было именно так. У тебя и так не слишком хорошие отношения с королем, моим сыном, и тебе бы следовало лучше присматривать за ней. Молодая и неопытная, она так нуждается в мудрых советах, особенно если и она питает какие-то чувства к герцогу. Она должна научиться скрывать чувства, если уж она не в состоянии погасить пыл этого безумца. Тем более что при дворе все больше и больше появляется привлекательных мужчин, ты не находишь?

— Господи, нет! — воскликнула молодая женщина, твердо решившая прикидываться дурочкой, если возникнет необходимость.

— Неужели? Тогда расскажи мне, кто эти роскошные мужчины, с которыми ты и твой супруг беседовали вчера в Лувре после балета? Я, кажется, никогда не встречала подобных красавцев! Ты должна мне их представить!

— Эти? А! Английские путешественники, с которыми монсеньор Клод познакомился в Лондоне и которые пришли насладиться спектаклем…

— Чудесно, но имена-то у них есть?

— Я не смогла запомнить эти английские имена. Кажется, одного из них звали…

— Милорд Кенсингтон и милорд Бекингэм, — вмешался Ришелье. — Что касается третьего, то, думаю, не ошибусь, если скажу, что это был принц Уэльский.

— Раз уж вашему преосвященству все известно, — сердито ответила Мария, — вы должны знать и то, что они прибыли в Париж инкогнито.

— Инкогнито! — вскричала королева-мать, принимая важный вид. — Но почему инкогнито?

— Потому что они лишь проездом во Франции и направляются в Мадрид. Принцу пришла в голову романтическая идея лично увидеть инфанту, на которой он собирается жениться. Испанский посол в Лондоне, должно быть, изобразил ее слишком уж идиллически…

— Это просто смешно! — вне себя закричала Мария Медичи. — Мой покойный супруг так мечтал о браке нашей дочери Генриетты-Марии с англичанином! О чем только думает король Яков?

— По моим сведениям, он весьма расстроен, к несчастью, он стареет. Король целиком во власти милорда Бекингэма, своего признанного фаворита, и принца Карла, лучшего друга милорда.

— Куда мы катимся, если государями управляют фавориты, — с достоинством заявила королева-мать, вызвав у Марии улыбку: почтенная дама положительно стерла из своей памяти чету Кончини.

— Такое случается, — философски заметил Ришелье, — но не стоит ли, воспользовавшись их отъездом, уравновесить влияние Гондемара, посла Испании, направив в Лондон нашего, ну скажем, посла по особым поручениям и к тому же родственника короля? В этой роли монсеньор герцог де Шеврез чрезвычайно преуспел бы. Король Яков питает к нему дружеские чувства…

— Ну так предложите это моему сыну!

Ришелье потупил взгляд и смущенно потер свои длинные руки:

— Его Величество еще не пригласил меня в Совет, но мнение нежно любимой матушки…

Мария решила, что настала время вмешаться:

— Если принц Карл влюблен в инфанту и сумеет завоевать ее сердце, все ваши уловки окажутся бесполезными!

— Думай, что говоришь, Мария! Королева не занимается уловками!

— Предосторожности — более подходящее слово, — мягко вставил кардинал. — Принц и его друг — два молодых безумца, а в Мадриде не любят безумцев. Особенно если до герцога д'Оливареса, всесильного министра короля Филиппа IV, дойдут слухи о том, что эти два смутьяна в Испании.

— Три! — поправила Мария. — Ваше преосвященство забыли…

— О графе Кенсингтоне? Ничуть, но этот убежденный гугенот против испанского брака, и я очень удивлюсь, если принц будет терпеть его присутствие до самой Кастилии!

К Марии Медичи тотчас вернулось ее хорошее настроение:

— У короля, решительно, нет лучшего слуги, чем вы, мой друг! Когда-нибудь он непременно должен оценить это! Я расскажу ему о вашей идее насчет Шевреза…

После такого одобрения Ришелье принял скромный вид, но Марию не так-то просто было обмануть. Она только что имела возможность оценить, каким опасным противником мог стать столь осведомленный человек, если только ей не удастся подружиться с ним и сделать его своим орудием. Он считал ее красавицей, вне всякого сомнения. Она настолько привыкла к мужским взглядам, что безошибочно угадывала их смысл. Но станет ли он служить ей — это еще вопрос. Она чувствовала в нем опасную силу, несмотря на его смирение перед благодетельницей, королевой-матерью. За этим крылась невероятная гордыня и жажда могущества, которые не станут довольствоваться полумерами. Такими, например, как передача власти флорентийке и сохранение за собой лишь ее видимости. Если ему это удастся, неизвестно еще, к чьему лагерю он примкнет. На всякий случай, решив, что это ни к чему не обязывает, она улыбнулась. Что касается его идеи отправить Клода в Англию, то она, в конечном счете, не столь плоха! Мария, со своей стороны, не могла не поддерживать сближение с родиной Кенсингтона, мысли о котором посещали ее теперь чересчур часто.

— Я убеждена, — проговорила она, лаская Ришелье взглядом, — что монсеньор, мой супруг, будет счастлив способствовать столь благородному делу, как супружество принца Уэльского и Генриетты-Марии.

— Конечно, конечно! — рассеянно подтвердила королева-мать. — А скажите-ка, друг мой, вы заметили, как внимательно один из этих людей глядел на мою сноху?

— В самом деле, мадам, то был милорд Бекингэм, — коротко ответил прелат. — Слава богу, Ее Величество ничего не заметила. Гнев короля поглотил все ее внимание.

— Почему «слава богу»? — вставила слово Мария.

— То, что можно было прочесть в нем, было лишено почтения! Особенно если учесть, что взгляд был обращен к королеве Франции!

— Вы полагаете? А ты, Мария, тоже это заметила? Герцогиня пожала плечами:

— Только то, что он поразительно красив. Я была так поражена, встретив в Лувре наследника английской короны, и я никого не видела, кроме него!

— Это на тебя не похоже! Ты возвращаешься в Лувр?

Это был самый обычный способ показать молодой женщине, что ей пора удалиться, и Мария не обманулась на этот счет:

— О нет! Я еду к себе, там тоже полным ходом идет строительство. К тому же королева Анна сегодня не в духе. Всем заправляет донья Эстефания, и день проходит в молитвах!

Невозмутимое, заплывшее жиром лицо расцвело, точно салатные листья, спрыснутые из лейки.

— Неужели? — Затем на лицо вновь вернулась укоризненная маска:

— Вот и повод для тебя, чтобы присоединиться к ней. Королева так набожна, а ты недостаточно молишься! Всего хорошего!

— Я провожу госпожу герцогиню до кареты! — услужливо предложил Ришелье.