Погружение - Лана Мейер

Я одержима поиском ответов, вот что ненормально. Как назло, я вижу свое лицо в отражении зеркала, что стоит на кухне. Выгляжу просто отвратительно. Я даже похудела от всего этого стресса за пару дней. Синяки под глазами и обезумевший взгляд делают меня омерзительной для самой себя. Удивительно, что Лиам вообще смотрит на меня сейчас, а не брезгливо отводит в сторону свой растерянный взор.

– Тебе нужно к психиатру, милая. Ты неважно выглядишь, – тихо чеканит Лиам, убирая прядь моих волос за ухо. Он редко так делает. В простом движении столько заботы. И это приятно. Он будто чувствует, что теряет меня, и все мое внимание сейчас отдано другому мужчине.

– У нас нет денег на психиатра, – всхлипываю я, даже не пытаясь спорить с ним насчет доктора. Он прав. Мне, бл*дь, мозгоправ нужен. Докатилась.

– Тебе же выдали премию. И мне, кстати, тоже. Сходи на пару сеансов. Прошу тебя. Я хочу видеть тебя другой, Ария. Иначе… – его голос срывается, но ответ я читаю в его глазах. Никто не хочет видеть с собой рядом психичку, даже эта версия Лиама, который вообще не любит смотреть на что-либо, кроме баскетбола и сериалов.

Я недалеко от него ушла в реальности. Мы всегда притягиваем в жизнь свое соответствие. Соответствие своим мыслям, образу жизни и личностному развитию. Такая Ария, как здесь – не способна быть любимой женщиной таких мужчин, как Дэймон и Лиам Мерсер. И это факт. Мечтая о короле, не забудь сначала сама стать королевой, как говорится.

– Хорошо, Лиам. Спасибо. Пожалуйста, иди спать. Я схожу в спальню к детям, – слегка отталкивая Лиама, я встаю и на цыпочках пробираюсь к Максу и Марианне. Они вынуждены спать и жить в одной комнате, потому что у нас мало места, но я знаю, насколько это неправильно. Дети разного пола не должны жить в одной комнате. Стараясь не разбудить их своими шагами и дыханием, я присаживаюсь на край кровати дочери, разглядывая красивое лицо Марианны, являющееся моим отражением. Интересно, что ей снится? Им обоим…перевожу тяжелый взор на Макса: он как всегда в своем репертуаре и спит с огромной игрушкой Дарта-Вейдера в обнимку, которую я купила ему на первую заработную плату в «Лабиринте». Для них мне ничего не жалко, я готова на все, ради детей.

Я боюсь быть ужасной матерью. И не понимаю, почему каждый раз, когда в мыслях проносится эта фраза, меня накрывает огромная сотканная лавина, и чувства вины, которое душит меня до жара в груди. До момента, когда кажется, что ты больше никогда не сделаешь вдох и просто задохнешься от боли.

Я должна увидеть своих детей во сне. Должна понять, что я чувствую к тем своим детям. Может, в них кроется исцеление моего безумия?

Хотя нет…плохая затея. В «Лабиринт» и осознанные сны я больше не вернусь. Я приняла это решение твердо и ответственно. Всё, больше никаких снов, никакого Дэймона и никакого образа успешной писательницы. Каким бы сладким не был тот сон, это всего лишь сон. Я не хочу себя мучить, не хочу больше срываться. То, что ещё вчера казалось сказкой обернулось для меня огромной головной болью.

Я искренне верю в то, что я смогу справлюсь, смогу устоять перед искушением пойти туда, заснуть и больше никогда не проснуться. Но сердце все знает заранее и подсказывает мне одно: реальности для меня уже будет мало…

* * *

На следующий день я оказываюсь на мягком и удобном кресле-диване в кабинете психиатра Энтони Каспера, что целых три часа выслушивает мою странную исповедь во всех подробностях. Стоит отдать должное, доктор не удивляется и даже бровью не ведет, когда в моей истории вспыхивают неожиданные повороты. Его не забавляет, не восхищает и не пугает все, что я ему рассказываю о своих скитаниях между снами и явью. А я тем временем болтаю без устали, не обращая внимания на боль в горле и языке, постоянно опустошая запасы воды, которая так предусмотрительно поставлена на высокий столик рядом с креслом. В целом, кабинет безумно приятный, несмотря на то, что клиника находится в Бронксе и является одной из самых дешевых в Нью-Йорке. Просторный и светлый, вселяющий надежду на моем исцеление и счастливое, спокойное будущее. Интерьер не содержит ничего лишнего: диван-кресло для пациента, рабочий стол психиатра и картины природных пейзажей, которые смотрят на меня с каждой стены этой комнаты, навевают мысли о покое и умиротворении, пробуждая эти же чувства в моей душе. Как ни крути, созерцание океана или Швейцарских Альп благотворно влияют на психику. Всё здесь создано для максимального расслабления и настроя на исцеления для клиента.

В этот момент, почти не жаль тысячи долларов за прием.

– Это всё, чем вы хотели со мной поделиться, Ария? – едва ли не тоном прокурора подводит черту Энтони.

– Да. И я хочу понять, что со мной происходит, и как это лечится. Точнее, как мне сосредоточиться только на реальности, после того, что я испытала? Как перестать хотеть вернуться туда, погрузиться в свой сон…? Как поверить в то, что там у меня нет настоящей жизни? Ведь находясь там, я ощущаю себя такой живой…такой невероятной, – с воодушевлением и трепетом в груди признаюсь я, замечая как тяжелые брови Каспера опускаются ниже, делая его крошечные глаза-пуговки ещё меньше. Комичным и банальным для всех докторов и преподавателей жестом Энитони поправляет очки на переносице и проводит ладонью по каштановым волосам с легкой проседью. Несмотря на отсутствие глубоких морщин, он не выглядит молодо, должно быть, постоянное растрачивание энергии на своих пациентов ведет к преждевременной седине, хотя, возможно, это лишь генетическая предрасположенность.

– Знаете, Ария, у вас потрясающе богатая фантазия. Удивительно, что с такой развитой фантазией вы всё-таки не стали успешной писательницей. Я правильно понимаю, вы хотели написать книгу по мотивам сна? И мешает вам это сделать то, что попадая туда, вы не хотите возвращаться к реальной жизни?

– Правильно, – облизнув пересохшие губы, подтверждаю я. – Я схожу с ума, да?

– Нет, думаю, нет, Ария. Невроз и деперсонализация[5] – следствие глубокой фоновой депрессии, связанной с ощущением не реализации в жизни. Вы не чувствуете себя нужной: ни как женщина, ни как мать, ни как личность, специалист…можно перечислять бесконечно. Вероятно, не без помощи добавления определенных препаратов вашими работодателями этой странной, секретной организации. Каждый ваш сон является продолжением предыдущего. Но сны – это не параллельная реальность, Ария. Это лишь блуждание нашего подсознания по многовариантному развитию событий. Сон – это разговор с самим с собой. Личный психоанализ. Вы создали этот мир, где являетесь писательницей и успешной женщиной, из-за которой два городских «гиганта» стоят на пороге войны, чтобы стать счастливой, вот и всё. И не стоит искать логику в обвинениях некого Дэймона, ведь это всего лишь ваша выдумка, конфликт, который вы используете, чтобы испытать те или иные эмоции.

– И как же мне выйти из этого мира полного счастья? – складываю два пальца пистолетом и прикладываю их к пульсирующим вискам.

– Ответ очень прост, Ария: сделать выбор. Carpe Diem – жить настоящим. Ответ подсознания дан вам в виде татуировке на ваших ребрах, которую якобы сделал ваш любовник. Но на самом деле – подобные вещи создаются в мире грез, лишь потому что ваше подсознательное общается с сознательным и таким образом взывает вас вернуться в реальность. Сделать выбор и жить настоящим. Строить счастливую жизнь здесь, с реальным мужем, с реальными детьми, а не убегать в прошлое и свои фантазии.