Афганский шторм - Николай Иванов

– Какое решение? О чем вы?

– Вы благословили Ашима убрать дуканщика?

– Во-первых, не благословил, это не мое дело, – пришел в себя полковник. – А во-вторых, товарищ майор, не забывайте, кто здесь старший по званию. Который, кстати, – перешел на разговор о себе в третьем лице Катичев, – пишет вам представление на звание подполковника.

– Спасибо за доверие, но я подполковником хожу, чтобы вы знали, уже два года, – резко ответил майор и, не давая начальнику что-то сообразить, понять в новой для него ситуации, вновь потребовал: – Вызовите Ашима и дайте ему понять, что вы бы не хотели, чтобы трогали дуканщика. И вообще, пусть он оставит его в покое и снимет свое наблюдение.

…Ох, эта война разведок! Она идет постоянно – невидимая стороннему глазу, неслышимая посторонним ухом. В 70-е годы, в период бурного развития новых технологий, разведчики наводняли буквально все страны особенно интенсивно. И необязательно разведка велась против страны пребывания – необходимые сведения порой легче было получить именно за десятки тысяч километров от цели, через пятые, десятые руки. Плелись сети, которым могла позавидовать самая искусная кружевница. Делались ходы, перед которыми меркли даже те шахматные короли, которые могли просчитывать всю партию уже после первого хода. Шпионы – это у нас разведчики, а у них шпионы – ехали как туристы, дипломаты, садовники при посольствах, начальники спортивных и культурных делегаций, как диссиденты, как жены и любовницы, проводники вагонов, коммерсанты. Никуда не исчезли и резиденты, если не считать, по слухам, решения Хрущева, когда он объявил, что китайцы – наши братья, и из Китая в самом деле были отозваны все наши резиденты, которые в свою очередь в тот период работали как раз на Китай. Так что в значительно большей степени, чем даже идеология, противостояли между собой с одной стороны – ЦРУ, ФБР, «Моссад», а с другой – КГБ и ГРУ.

Шла война нервов, мастерства, приемов, методов. Редко кто задумывается, почему вдруг откладывается подписание на высшем уровне того или иного документа, вроде бы подготовленного и согласованного всеми сторонами. А просто к этому часу те, кто сильнее в области разведки, получают информацию, которую так или иначе утаивала вторая сторона. Данные по ней извлекаются на свет в виде безобидного вопроса за столом переговоров, у партнеров открываются рты, следуют извинения или демарши – тут уж зависит от степени выдержки и воспитанности, – и все бросаются на поиски канала, по которому ушла информация.

Хотя, как это не может показаться странным, большинство разведчиков в каждой стране известны. Но не разоблачаются и не высылаются ни у нас, ни у них. Стороны понимают, что взамен провалившегося агента определят другого, которого надо будет еще найти, заблокировать. «Живые» агенты действуют под определенным присмотром, известны все их контакты, привычки, пристрастия, легче в этом случае подсовывать им и дезинформацию. Жизнь лишь подсказывает, что в разведке, как и в любой другой сфере, главное – не наглеть. Не дергаться, когда идет чистая слежка, не уходить слишком часто «в отрыв», откровенно оставляя противника «с носом». Не трогать «ихних» у себя, потому что в ответ на разоблачение тут же последует подобное в стране противника: семидесятые годы, кстати, изобиловали такой порочной для разведки практикой, когда почти в один день высылали дипломатов той и другой стороны с наборами компромата. Так что это не разведчик проваливается, а его проваливают, когда это необходимо. И шелестят тогда по газетным страницам недоуменные сенсации – ах, сколько лет человек жил рядом, а оказался…

Все поняв, не стал выяснять отношения с Бесфамильным и Станислав Яковлевич. Хотя теперь, конечно, становилось ясно, что фамилия у него, видимо, есть. Но поступок майора встряхнул, напомнил главному военному советнику, где он находится и в какое время. Заставил отметить про себя, что обыденность притупляет чувства и нужно в самом деле иногда встряхиваться, пытаться смотреть на события с пристрастием. Не стал любопытствовать и насчет дуканщика: наш он все-таки или «их». Главное, есть люди, которые этим занимаются и знают все.

Вызвал Ашима и при майоре, занявшемся в углу кабинета какими-то бумагами, попросил особиста не трогать никого в городе. Тем более за время его отсутствия – планировался выезд в Кушку, откуда Катичев рассчитывал вернуться только к ночи.

Необходимое послесловие. Вечером, возвращаясь в гарнизон, главный военный советник гарнизона получит из дивизии радиограмму: в Шинданде, лежащем чуть южнее Герата, предпринята попытка мятежа и захвата военного аэродрома. Комдив выслал на помощь летчикам батальон на бронетранспортерах. Мятеж удалось локализовать.

– Молодцы, – похвалил афганцев Катичев: вот уже они самостоятельно принимают решения, даже мятеж им не страшен.

В то время ни он, ни даже майор Бесфамильный еще не знали, что в январе под Гератом при содействии китайской агентуры прошел нелегальный съезд командиров маоистских группировок провинции. Выглядело странным, что самое сильное влияние Пекин имел именно в районе, граничащем с Ираном, но это было так, и большинство групп, недовольных нынешним руководством Афганистана, имели именно прокитайские настроения.

На съезде было определено, что Апрельская революция в Афганистане – это вмешательство советского ревизионизма в дела региона. Строй, который устанавливается сейчас в афганском обществе, – социал-фашистский. Главная задача в борьбе – свержение и ликвидация руководства НДПА. Методы борьбы – партизанские, подобные китайскому принципу создания «свободных зон». Ближайшая задача – одновременно поднять восстание в Шинданде, Герате и Гератской дивизии. На подкуп офицеров выделены крупные суммы. Цель – освободить провинцию от революционного влияния, создать автономию с полным неподчинением Кабулу. В случае, если Кабул предпримет вооруженные акции, против которых не удастся выстоять, просить Иран признать автономию своей территорией.

Это грозило расчленением Афганистана, но политические интересы были поставлены выше территориальной целостности страны, которая все равно, по мнению съезда, пропадала в «коммунистических» объятиях Советов.

Единственное, что не сработало в этом плане, – не получилось одновременного выступления во всех точках. То ли Шинданд поспешил, то ли Герат чуть запоздал, но за ночь удалось утихомирить летчиков, и к утру Катичев с чистой совестью докладывал в Кабул Горелову: «Обстановка нормализуется, находится под контролем верных правительству войск. Все нормально».

«Нормально» продержалось только сутки…

12 марта 1979 года. Утро. Герат

Тюрьмы в Афганистане – нормальные тюрьмы. То есть имеются мужские, имеются женские. Ничего особо сверхъестественного не выдумано здесь и для охраны заключенных: забор, проволока, вышки, часовые. Придумать что-то новое для наказания провинившихся – фантазия тоже истощилась за тысячелетия существования человека. Словом, все как у людей, как в других странах.

Хотя нет, была в афганской судебной практике одно время небольшая деталь. Не во всех провинциях, правда, но… Жену, провинившуюся перед мужем и получившую, допустим, пять лет тюрьмы, после окончания срока на волю не выпускали. В суд приглашали ее мужа, который и определял ее дальнейшую судьбу. Прощал – ворота тюрьмы для несчастной распахивались, а нет – жена продолжала оставаться в неволе до тех пор, пока не последует прощение мужа.