Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

Он весь сжался, впав в ступор, не в силах оторвать взгляда от медленно приоткрывающейся двери, от того, кто сейчас войдет, друг или враг, зависело все его дальнейшее существование. Если он попал-таки в лапы усташей, то сейчас ослабевший и больной, он не сможет оказать ни малейшего сопротивления, этим убийцам и мучителям, останется лишь, по возможности достойно, принять смерть от их рук. Правда, такой вариант все же казался ему наименее вероятным. Ведь если бы его захватили в плен усташи, они вряд ли стали бы выделять ему столь уютные покои и пытаться лечить, но все же подобную возможность не стоило полностью сбрасывать со счетов. Все-таки, как ни крути, он подданный иностранной державы, и мало ли какие планы на его счет могли возникнуть у хорватских националистов. Потому Андрей следил за тем, как медленно открывается дверь с все возрастающим напряжением, готовый с равной вероятностью увидеть за ней и затянутого в камуфляж звероподобного громилу, и чудаковатого старого доктора, и чем черт не шутит, даже рыцаря в железных доспехах…

Действительность же, как обычно бывает, оказалась более прозаичной. В комнату шагнула высокая, по-девичьи стройная женщина лет тридцати в строгом темном платье, будто перчатка облегавшем ее точеную фигуру. Увидев сидящего на постели Андрея, никаких признаков удивления она не выказала, а лишь благосклонно кивнув, подошла к нему ближе. Звонко цокнули по паркеты каблуки туфель. Андрей же наоборот смотрел на нее во все глаза, столь неожиданным оказалось для него ее появление. Гостья была бесспорно красива, той особенной горделиво-холодной красотой, что отличает сказочных королев, недоступных для простых смертных и прекрасно осознающих это. Матово бледную без малейшего изъяна ухоженную кожу лица эффектно оттеняли глубокие серые глаза, смотревшие на аспиранта с насмешливой лукавинкой. Тяжелые светло-русые волосы, обманчиво небрежно стянутые в конский хвост, казалось, ждали малейшей возможности, чтобы разорвать удерживающую их ленту черного бархата и, плеснув тяжелой волной окутать лицо хозяйки непроницаемым облаком. На бледно-розовых, чуть полноватых для общего склада лица, губах играла едва заметная улыбка.

Лишь когда женщина приблизилась вплотную и, все так же молча, опустилась на стоящий у кровати стул, Андрей, наконец, сообразил, что он совершенно голый и мучительно покраснев, нырнул под одеяло, натянув его до самого подбородка. Женщина, видимо, не сразу разгадав причины такой поспешности, тихо рассмеялась низким грудным смехом, отчего-то волнующе отдавшимся у аспиранта внизу живота, заставляя сладко завибрировать какую-то потайную струну глубоко внутри.

— Умоляю, не стоит так пугаться. Уверяю, ничего нового вы мне показать не в состоянии… Как-никак именно я ухаживала за вами все эту неделю…

После этих слов, произнесенных все тем же волнующим грудным голосом, горячая волна стыда ударила Андрея в мозг и краской выступила на лице, расцветив его щеки еще ярче, хотя, казалось, это уже невозможно. От смущения он даже закрыл было глаза, чтобы не видеть ее, насмешливо улыбающегося лица, но тут до него дошел смысл последней фразы.

— Неделю? Вы сказали, неделю?!

Женщина невозмутимо кивнула, пряча в уголках глаз лукавую усмешку.

— Так я целую неделю здесь?!

— Восемь дней, если быть точной. Восемь дней назад я подобрала вас на шоссе. Вы были без сознания, валялись в придорожном кювете. Пришлось доставить вас сюда, не могла же я бросить соотечественника посреди дороги в чужой стране.

— Соотечественника? Как, вы сказали, соотечественника? Так вы русская?

Тут только до Андрея дошло, что женщина говорит с ним по-русски. Привыкший за последний месяц изъясняться с окружающими на жуткой смеси исковерканных русских и немногих известных ему украинских слов с местными диалектами, он не сразу сообразил, что сейчас слышит совершенно чистый родной язык.

— Ну тут я немножко погорячилась, — неохотно поправилась женщина. — Слегка… Как это будет? Преувеличила… Да, именно… Преувеличила. На самом деле я родилась и живу здесь в Югославии. Просто по крови я наполовину русская. Моя мать происходит из старинного дворянского рода, ее родители в свое время вынуждены были бежать из России. Но они всегда надеялись, что если не им, то хотя бы их детям или внукам удастся вернуться обратно, потому они заставляли нас учить русский язык, читать русские книги, знакомиться с русской культурой…

— Но как вы догадались, что я русский? — нетерпеливо перебил Андрей.

Женщина едва заметно нахмурилась, выказывая недовольство подобной бесцеремонностью, но все же ответила:

— Когда я нашла вас, вы бредили, причем на русском языке. Поминали какого-то профессора, девушку по имени Света и усташей… Очень много говорили слов, которые, я как воспитанная женщина и потомственная дворянка, повторить не могу, но именно они, кстати, убедили меня в том, что я имею дело с соотечественником из России…

Она лукаво улыбнулась, игриво подмигнув, а Андрей, наконец, сообразив, что это могли быть за слова, смущенно отвел взгляд.

— Кроме того, — как ни в чем не бывало, продолжала женщина. — Вы были с ног до головы перемазаны засохшей кровью. Я даже решила сначала, что вы ранены. Ничего удивительного в этом не было, судя по всему, вы шли со стороны Купреса, а что там произошло в те дни всем известно. Но, слава богу, я ошибалась, у вас просто было нервное переутомление, осложненное горячечным бредом и высокой температурой. Пришлось испробовать на вашем организме действие целебных эликсиров приготовленных моей матерью. Она у меня, знаете ли, немножко ведьма…

Женщина вновь засмеялась низким горловым смехом, как бы показывая, что не стоит принимать ее слова всерьез, но неожиданно вспомнивший о стоящих на врачебном столике странных пузырьках и бутылочках Андрей, решил, что ему крупно повезло, раз удалось практически без последствий пережить подобные колдовские эксперименты. Однако вслух высказать претензии своей спасительнице аспирант не решился. Вместо этого он, откашлявшись и изобразив пародию на гусарский поклон, выдохнул:

— Меня вообще-то Андреем зовут, а вас?

— Ах, простите, — улыбнулась женщина. — Ваше имя я, разумеется, знала и так, наслушалась в процессе, потому, как-то упустила из виду, что меня саму вам еще не представили. Впрочем, сейчас и некому сделать это… Что ж, придется нарушить этикет, представлюсь сама… Меня зовут Милица.

— Графиня Милица, — добавила она, выдержав эффектную паузу. — Прошу вас не забывать об этом…

Тон был абсолютно серьезный и лишь в самой глубине внимательно смотрящих на него серых глаз, Андрей заметил мелькнувшие веселые огоньки. Не зная, как реагировать на такое церемонное представление он неловко замолчал, продолжая пожирать ее глазами. Графиня же откровенно потешалась, тоже не прерывая молчания и наслаждаясь его замешательством. Наконец эта забава ей, похоже, надоела и, скорчив притворно обиженную гримаску, она протянула, по-детски складывая трубочкой губы:

— Ну что же вы? А еще галантный молодой человек… Почему вы не спрашиваете от какого знаменитого предка я веду свой род и чем он славен?