Разжигая пламя - Ольга Ясницкая

— Ничего особенного.

— Да ладно! — рассмеялась она. — Видел их одежду? А оружие? Согласись, впечатляет!

— Оружие впечатляет или тот здоровяк со шрамом?

Ровена с трудом сдержала смешок. Так вот в чём дело! Всё-таки заметил, что заинтересовалась чужаком. Неужели приревновал?

Поднявшись, она подошла к нему и заглянула под капюшон. В глазницах едва заметно блеснуло. От пронзительного взгляда по коже прошёлся лёгкий озноб, сердце от волнения затрепетало в груди. Напряжение между ними росло с каждой секундой, становясь почти осязаемым. Казалось, прикоснись к воздуху пальцем, и тут же пойдёт кругами рябь, словно по воде.

— Сегодня последний день зимы, — Ровена старалась говорить как можно спокойнее.

— Знаю.

Она надеялась увидеть хоть какое-то проявление эмоций, но тщетно: совершенно невозможно понять, о чём он думает. С таким же успехом можно гадать по лепесткам — всё равно правды не узнать.

— Я хочу поделиться с тобой кое-чем. Восемьдесят Третья уверена, что ещё рано говорить об этом вам, но я с ней не совсем согласна. Может, другим и рано, но ты точно должен знать.

Сорок Восьмой ничего не ответил, только глаза блеснули в свете лампы.

— Мы заключили фиктивную сделку с Легионом, — продолжила она. — В обмен на золото и поддержку пообещали дать им независимость. Севир готовит побег из замка для всех, кто пожелает отправиться вместе со мной в Опертам. Конечно, когда всё будет готово, Восемьдесят Третья расскажет и остальным, но пока лучше держать это в тайне.

— Что значит фиктивная?

— Ненастоящая, — пояснила Ровена. — Обман. Нам нужен доступ к умам осквернённых, а в Опертаме их больше всего. Кроме того, Легион пообещал целое войско, если потребуется. Что думаешь насчёт этого?

— Вы играете с огнём, принцесса, — помолчав, отозвался Харо. — Легион сожрёт нас и не подавится.

— Ты нас недооцениваешь, — покачала она головой. — С нами принцепс, он достаточно опытен в таких вопросах. И, конечно же, Легион не знает ни о Пере, ни о дикарях. Считай, они наш козырь.

Сорок Восьмой пожал плечами. Видно, что новость ему пришлась не по душе, но спорить не стал.

— По плану Севир будет тайно агитировать осквернённых через своих агентов, — продолжала Ровена, — Пока Легион будет занят Юстинианом, мы окружим себя преданными сторонниками и ударим изнутри, как только я получу корону.

— Вы и без них её можете получить. Вам хватит регнумских скорпионов, чтобы от замка камня на камне не оставить.

— Так нельзя! Мы не захватчики, понимаешь? Это политика, Харо, здесь всё изящнее и сложнее. Нам нужна поддержка влиятельных семей и Сената, только тогда я смогу назваться законной королевой, а не узурпатором.

— Вам виднее, принцесса.

Ровена раздосадованно вздохнула. Ожидала от него большего участия, а не этих дежурных фраз, будто ему плевать. Может, в нём говорит усталость? Двое суток почти без сна не так-то просто выдержать. Его ведь с ночного поста почти сразу отправили встречать северян.

Не став мучить его дальше политической болтовнёй, Ровена приблизилась к столу и откинула крышку коробки:

— Подойди ближе, будь добр.

Харо взглянул на ножи, покоившиеся на красном бархате, и вопросительно посмотрел на неё, ожидая пояснения.

— Это тебе. Маленькая благодарность за верную службу.

Впервые она видела в его глазах… Изумление? Растерянность? Сложно было точно сказать, что такое промелькнуло там, под личиной невозмутимости и полного безразличия. Харо скинул капюшон, снял маску и пристально посмотрел на неё.

Ровена сдержанно улыбнулась. Наконец-то увидела его эмоции, пусть даже выраженные через такое примитивное действие, о котором раньше постоянно приходилось просить.

Несколько секунд он изучал её, видимо, выискивая подвох, а может быть, считая, что над ним просто решили подшутить.

— Ну же, бери! Они твои, — мягко подтолкнула она.

— Нет, — глухо отозвался Харо.

— Нет?!

— Я не могу их принять.

— Между прочим, отказываться от подарков невежливо!

Надо же! Его ещё уговаривать нужно!

— Благодарю, госпожа, но приберегите их для кого-нибудь другого. Более достойного.

Ровена удивлённо моргнула, пытаясь понять, что же он имел в виду. Где-то в глубине души она осознавала, что это отказ не от подарка, это отказ от неё самой, но верить отчаянно не хотелось. Нет! Он просто смущён, не знает, как себя вести.

— Что ты этим хочешь сказать? — решилась уточнить Ровена.

Харо виновато отвёл взгляд.

— Значит, таков твой ответ? — в животе почему-то похолодело, горло сдавило обидой, — Я тебе настолько отвратительна? Или ты не веришь в меня?

— Я верю в вас, принцесса, — было видно, слова давались ему с трудом: не привык к подобным разговорам, — и, если понадобится, отдам жизнь за ваше дело, но вы выбрали не того, кто вам нужен.

— Я сама в состоянии решать, кто мне нужен! — с какой это стати он указывает ей?! Злясь на его упрямство, Ровена вдохнула полной грудью, пытаясь успокоиться. — Не понимаю, почему ты отказываешься от нашей дружбы?

— Вы — свободная, я — осквернённый, выродок… Ничего общего между нами нет и быть не может.

Выходит, виноват статус. Принцесса и невольник. Выродок, как он выразился. Действительно, что между ними общего, кроме взаимной симпатии и мечты о свободе? Или ошиблась? А может и нет никакой симпатии? Просто приняла желаемое за действительное? Нет, навряд ли, такое ни с чем не спутать…

Ровену вдруг осенило: да он бежит не от неё, а от себя! Прячется от эмоций, боится признаться самому себе!

— Какой же ты трус, Сорок Восьмой. — вырвалось невольно.

На мгновение показалось, что попала в точку, зацепила —: его глаза мрачно сверкнули. Но уже в другую секунду — снова эта маска безразличия, холодный взгляд.

— Мне жаль, что разочаровал вас, — он поклонился, наверное, впервые без пренебрежения, и направился к выходу.

Было больно слышать отказ, особенно в такой момент, когда она так сильно нуждалась в его поддержке, а каждая мелочь ранила острым кинжалом. Он так просто отказался от неё, будто она для него всего лишь очередная высокородная, чужая.

— Не такие мы и разные! — крикнула Ровена. — Если не веришь — спроси у Восемьдесят Третьей.

Харо замер, и на какое-то мгновение ей показалось, что он передумал, но он просто вышел и закрыл дверь. С ним ушла и надежда, и вера в других осквернённых, оставив после лишь ноющую тоску и невыносимую пустоту.

***

Да лучше быть трусом, чем идиотом! Только полный кретин поверит, что такая, как она, может заинтересоваться выродком вроде него.