Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

Надо вам сказать, что в таком положении Великая Пирамида благополучно просуществовала девятнадцать лет с момента ее освящения, а уж со дня ее закладки Мотекусомой-старшим и вовсе прошло больше столетия, и за все это время ни бог солнца, ни какой-либо другой бог не выказывали по сему поводу ни малейшего недовольства. А вот Мотекусому-младшего отклонение пирамиды от оси беспокоило очень сильно. Нередко он рассматривал величественное сооружение с таким хмурым видом, как будто прикидывал, не наподдать ли как следует ногой по одному из его углов, чтобы выровнять. Однако единственным способом исправить изначальную ошибку зодчего было снести Великую Пирамиду полностью, а потом выстроить ее заново, от самого основания и до вершины. Простым людям сама мысль об этом внушала ужас, но тем не менее вполне возможно, что Мотекусома именно так бы и поступил, не будь он постоянно занят множеством других проблем.

Примерно в это же время начали во множестве являться тревожные знамения и происходить странные события, которые, как теперь все уверены, предвещали падение державы Мешико, а вслед за ней и всех населявших эти края народов и закат Сего Мира.

Однажды, это случилось ближе к концу года Первого Кролика, дворцовый паж прибежал ко мне с приказом немедленно предстать пред очами юй-тлатоани. Я упоминаю этот год, ибо на него выпало также и зловещее происшествие, о котором я расскажу позднее. В тронном зале мне опять пришлось выполнить ритуал троекратного целования земли, и Мотекусома не прервал меня, хотя нетерпеливо барабанил пальцами по колену, как бы желая, чтобы я завершил все побыстрее.

На этот раз Чтимый Глашатай принимал меня один, без советников, но в убранстве зала я заметил два новшества. По обе стороны от трона находилось по большому металлическому колесу, подвешенному на цепях и заключенному в резную деревянную раму. Одно колесо было из золота, а другое из серебра, причем каждый диск в три раза превышал диаметром боевой щит и на обоих красовались искусно выгравированные сцены триумфов Мотекусомы с пояснительными надписями. Один лишь вес ушедшего на их изготовление металла, не говоря уж об искусной работе, делал их стоимость огромной. Лишь впоследствии я узнал, что то были не просто украшения, а два гонга, в любой из которых Чтимый Глашатай мог ударить, не вставая с трона. При этом по всему дворцу разносился гул, причем звуки серебряного и золотого щитов различались: первый звук призывал главного управляющего, а второй — целый отряд вооруженной стражи.

Обойдясь без какого-либо приветствия, но с несколько меньшей холодностью, чем обычно, Мотекусома произнес:

— Воитель Микстли, знаком ли ты с землей и народами майя?

— Да, владыка Глашатай.

— Считаешь ли ты эти народы необычайно возбудимыми или склонными к фантазиям?

— Вовсе нет, мой господин. Напротив, большинство тамошних жителей флегматичны, как тапиры или ламантины.

— Таковы и многие жрецы, — указал правитель, — однако это не мешает им порой видеть важные знамения. Каковы майя в этом отношении?

— В отношении видений? Осмелюсь заметить, мой господин, что боги могут ниспослать видение даже самому вялому и напрочь лишенному воображения смертному, особенно если он поспособствует этому сам, отведав чего-нибудь наподобие грибов, которые называются «плоть богов». Хотя нынешние жалкие потомки некогда великих майя и на реальный-то мир вокруг себя почти не обращают внимания, какие уж тут фантазии. Может быть, если мой господин соблаговолит объяснить, о чем идет речь, я смогу более…

Из страны майя, не знаю уж, от какого народа или племени, прибыл гонец. Он стрелой промчался через город — Как видишь, вялым и апатичным его никак не назовешь, — и ненадолго остановился только для того, чтобы выдохнуть свое сообщение в уши стражам, охраняющим мой дворец. Прежде чем я узнал об этом, гонец уже умчался в направлении Тлапокана, так что задержать его и допросить толком не удалось. Видимо, майя разослали таких гонцов по всем землям, чтобы сообщить о явленном им на юге чуде. Там есть вдающийся в Северный океан полуостров под названием Юлуумиль Кутц. Ты знаешь о нем? Хорошо. Так вот, майя, живущие на тамошнем побережье, недавно были страшно напуганы, ибо у их берега появилось нечто совершенно невиданное. — Правитель выдержал паузу, желая меня заинтриговать, а потом продолжил: — Они увидели две диковинки. Нечто похожее на огромный дом, плывущий по морю. И еще что-то, скользящее по поверхности воды с помощью широко распростертых крыльев.

Я невольно улыбнулся, и он, бросив на меня недовольный взгляд, сказал:

— Ага, сейчас ты заявишь, что среди майя тоже встречаются безумцы.

— Нет, мой господин, — ответил я, по-прежнему продолжая улыбаться. — Но мне кажется, что я знаю, что они видели. Можно мне задать вопрос?

Он отрывисто кивнул.

— Они заметили две разные диковины — плывущий дом и крылатый предмет — или две одинаковые?

Мотекусома нахмурился еще пуще.

— Гонец убежал раньше, чем у него успели выспросить подробности. Однако он говорил именно о двух предметах. Я так понял, что один из них был плавающим домом, а другой — чудищем с крыльями. Так или иначе, эти диковинки, похоже, видели вдали от берега, так что, скорее всего, ни один наблюдатель не смог бы дать более точного описания. Да сколько можно ухмыляться? А ну объясняй немедленно!

Я попытался принять серьезный вид и сказал:

— Владыка Глашатай, по моему убеждению, майя действительно видели эти диковины, но издалека, ибо они слишком ленивы, чтобы подплыть и посмотреть, что же им явилось. А были то морские существа, редкие, может быть удивительные, но тем не менее вовсе не сверхъестественные. Всего лишь необычные животные, из-за которых не стоило рассылать повсюду гонцов и поднимать шум на весь Сей Мир.

— Ты хочешь сказать, что сам видел что-то подобное? — поразился Мотекусома, забыв о своей холодной надменности. — Плавающий дом?

— Не дом, мой господин, но океанских рыб, причем таких, что они будут побольше любого дома. Рыбаки называют их йейемичи. — И я рассказал Мотекусоме о том, как однажды оказался в открытом море на беспомощно дрейфующем каноэ и как целые стада этих чудовищ плавали неподалеку, грозя сокрушить мое хрупкое суденышко. — Чтимому Глашатаю, может быть, будет трудно поверить, но если бы йейемичи уперлась головой в стену его дворца вон за тем окном, то хвост рыбы дотянулся бы до руин резиденции покойного Глашатая Ауицотля по ту сторону большой площади.

— Неужели? — задумчиво промолвил Мотекусома, глядя в окно, а потом снова обернулся ко мне и спросил: — А скажи, во время твоего пребывания на море не встречал ли ты водяных тварей с крыльями?

— Встречал, мой господин. Они летали вокруг меня тучами, и сначала я принял их за огромных морских насекомых. Но когда одна такая тварь угодила в мое каноэ, я поймал ее и съел. Несомненно, это была рыба, но, так же бесспорно, у нее имелись крылья, с помощью которых она летала.

Напряжение спало, и Мотекусома расслабился.

— Всего лишь рыба, — пробормотал он. — Да будут прокляты эти тупые майя, чтоб им провалиться в Миктлан! А ведь такими дикими россказнями можно повергнуть в панику целые народы. Я прослежу за тем, чтобы повсюду немедленно сообщили правду. Благодарю тебя, воитель Микстли. Твое объяснение очень помогло нам. Ты заслужил награду и получишь ее. Я включаю тебя и членов твоей семьи в число Немногих избранных, которые взойдут со мной в следующем Месяце на холм Уиксачи для участия в церемонии Нового Огня.