Малиновая шарлотка - Олег Селиверстов

Через несколько минут пришел ответ. «Сообщение не прошло. Телефон абонента выключен».

Даже напиться не с кем, злился Валентин. Он сидел в ресторане Элизабет и смотрел на стоявший перед ним бокал с виски, которое по цвету напоминало бледно-желтый больничный раствор, каким в детстве полоскают горло. Ему не хотелось пить в одиночестве, но у всех были дела. У друга-строителя, у Элизабет. Ему вообще последнее время не хотелось спиртного, но надо было чем-то заполнить пустоту вечера. Он поднял бокал и выпил бледно-желтую жидкость одним глотком. Горло перехватило от крепости в пятьдесят пять градусов, и, наверное, слезла бы кожа, если бы не вкус маринованных оливок. Маслянистый и подкопченный. Интересно, бабочки мерзнут или сразу впадают в зимнюю спячку? – размышлял Валентин, попросив официанта повторить виски и поедая одну за другой темно-зеленые оливки. Прямо перед ним на стене висела картина: окно, на стекле капли дождя, а за стеклом бабочка. На сером фоне улиц яркие, но промокшие крылья. Наверное, им не бывает холодно, у них же нет крови. Странно, почему он раньше не обращал внимания на эту картину? За соседний столик, громко двигая стульями, присели две раскрашенные девицы и потребовали у официанта меню. Валентину показалось, что он их уже где-то видел.

Массивная дверь, недолго сопротивляясь, скрипнула и впустила их в темный подъезд. Они начали целоваться, проникая нетерпеливыми руками под упрямые пуговицы и тугие резинки. Даже не целоваться, а бескровно кусать друг друга. А потом, когда чуть не упали на пол, со смехом поднялись по лестнице вверх на два этажа и оказались на широкой кровати с жестким покрывалом.

Теперь руки стали двигаться еще быстрее и требовательней, но все сдерживала молния брюк, которая никак не хотела расстегиваться. Наконец что-то разорвалось, и они набросились на него. Сразу вдвоем. Губы, руки, ноги. Поцелуи, облизывания, укусы. Все перемешалось, переплелось, как ветки и корни сросшихся деревьев. Казалось, они готовы его задушить и съесть, как две голодные тощие кошки. Их пальцы с длинными накладными ногтями держали и ласкали одновременно каждую выступающую и напряженную часть. Валентин понял, что еще немного, и все произойдет. Сдерживаться дольше было невозможно….

Он с трудом заставил себя проснуться, открыть слипшиеся глаза и пойти в ванную. Липкое пятно на трусах неприятно прилипало к телу. Почему ломит все члены, и даже «его»? Хотя «ему» вчера ничего не досталось, – попытался пошутить Валентин, стоя под душем. – Висит теперь весь грустный и сморщенный. И зачем надо было так вчера напиваться с этими девицами? Все равно ведь не хватило мужества пойти к ним в гости, когда они стали настойчиво приглашать. А почему? Разве ему не хотелось их? Разве не мечтает любой мужчина оказаться сразу с двумя женщинами в одной постели? Что же его так держит и связывает внутри, делая слабым и безвольным? Любовь, ревность или страх? Он же не мог заразиться, так как они действительно оказались знакомыми из модельного агентства.

Не глядя в зеркало, чтобы не расстраиваться лишний раз, Валентин почистил зубы, вернулся в спальню и включил телефон. Сообщений не было. Входящих звонков тоже. Диана молчала.

Он хотел послать новое сообщение, но не стал. Упрямая, раздраженно подумал он, оделся, с трудом запихал в себя завтрак и поехал в музей, где ему обещали дать на два дня итальянский кинжал, чтобы сделать его описание.

Это был не чинкведеа, а обычный кинжал, с прямым длинным лезвием, более широким, чем у стилета. Оружие благодаря стараниям реставраторов отлично сохранилось. Прямая рукоять цилиндрической формы, расположенная на одной оси с острым клинком, и небольшие размеры гарды указывали, что кинжал использовался в основном для нанесения глубокого проникающего удара с короткой дистанции.

Почему сталь настоящего оружия всегда такая холодная? Сидя в машине, Валентин любовался отскакивающими от лезвия солнечными бликами. Пальцы не хотели выпускать кинжал, ощущая витую поверхность рукоятки. Разглядывая узоры гарды, он даже почувствовал прилив бодрости, хотя до этого еле передвигался, измученный жаждой и вчерашним алкоголем.

А почему он, собственно, не может доехать до турбазы и встретиться с Дианой, а не унижаться разговорами по телефону и не ждать сообщений, как милостыню, неожиданно вспыхнуло у него в голове. Это что – полное равнодушие? Обида? Или она специально заставляет его помучиться? Что ж, это можно будет обсудить, когда он приедет. Неожиданно, внезапно. Застав ее врасплох. Надо только ненадолго заехать в редакцию, чтобы передать наброски материала, – и в путь. Доберусь как раз к ночи.

Валентин провел пальцем по лезвию клинка и, ощутив острую заточку, вздрогнул. Потом бережно убрал кинжал в кожаный футляр, положил его на заднее сиденье и завел двигатель.

Это не сталь оружия холодная – это смерть холодная, ухмыльнулся он и резко отпустил педаль сцепления.

Кожа на губах была жесткой, обветренной и потрескавшейся, словно пересохшее русло реки. Казалось, еще немного, и она лопнет до крови, начнет обдирать язык. Валентин посмотрел на губы в зеркало заднего вида и решил остановиться на ближайшей заправке, чтобы купить воды. Он уже гнал по трассе почти два часа. Тупо и с остервенением. Расплавленная духота жаркого дня висела над асфальтом и, перемешиваясь с выхлопными газами, колыхалась, как бесцветный лимонный мусс. Хотелось сплюнуть, но во рту, кроме кислого привкуса, не было ничего. Валентин прибавил охлаждение и прищурил глаза, чтобы разглядеть на указателе поворот на заправку.

Пока ему заливали бензин, он купил бутылку воды и сразу выпил почти половину. Потом сел в машину и, прибавив звук «Радио-рок», откинулся на спинку сидения. Тело требовало покоя, чтобы впитать живительную влагу.

«Золотая луна, цвета спелого зрелого яда… Как стрелок за окном целит мне в оловянную грудь…» – хриплым голосом выводил знаменитый музыкант. Опять про луну, к чему бы это? – начал соображать мозг, но его прервал женский голос, раздавшийся справа.

– Не подвезешь?

Девушка, чуть согнувшись, заглядывала в открытое окно.

– Что? – не расслышал Валентин и вылез из машины.

– Не подвезешь? А то автобус долго ждать. Да и стемнеет скоро.

Она улыбалась, сияя своим неотразимым животом, с татуировкой клыкастого животного, выставившего когти из-за пояса узких шорт.

Валентину не понравился ее гортанный низкий голос и стоптанные кроссовки. «И белье у нее, наверное, несвежее и дешевое», – внутренне поморщился он, пробормотал с улыбкой какие-то извинения, расплатился за бензин и постарался скорее выехать на трассу.

К хорошему можно легко и быстро привыкнуть. К ухоженному телу, к изысканному нижнему белью, к красивым вещам… И трудно отвыкнуть. Или вообще невозможно? Вздох сожаления непроизвольно вырвался у него из груди, рука потянулась за сигаретой, а нога нащупала педаль тормоза. Машина остановилась у холма, где одиноко возвышался пирамидальный тополь. Старый и высохший. Завивающийся кверху тонкими ветками и похожий на венчик для взбивания крема. Валентин сел между корней, прислонившись к шершавому стволу, и долго курил, наблюдая за закатом. Огромное красно-оранжевое яблоко солнца медленно скатывалось за горизонт, окрашивая в малиновый цвет белый пух облаков. Казалось, еще немного, и они воспламенятся.