Чужой ребенок - Маша Трауб

– Да, понимаю.

– Нет, не понимаешь. Я думала, ему с отцом лучше будет. Или у Игоря какие-то чувства к сыну проснутся. А ты… почему не родила?

– Не смогла.

– Надо было родить. Для себя. Я ведь тоже для себя рожала.

– Надо было.

– Ладно, я пошла. Мне пора.

– Пока.

– Пока.

– Ты меня поймешь, только когда будешь держать этого человечка в руках. И смотреть на него. А потом он вырастет и станет тебе чужим. И скажет, что ты плохая и что ты ему не нужна. Я больше не буду сюда приходить, не волнуйся.

– А зачем приходила?

– Не знаю. Игорь все-таки не посторонний человек. А вроде как посторонний. Смотрю на него и думаю – неужели мы столько лет прожили вместе? Главное, не пойму – зачем? Какой смысл?

– Ты знал? Скажи мне, ты знал? – спросила Лариса.

– Да, – ответил Иван.

– Давно?

– Давно.

– Почему? Скажи мне – почему?

Иван не ответил.

Она получила это письмо через неделю после похорон Игоря. Сначала даже не обратила внимания. Было много писем… Хотела удалить… Странное письмо. Без текста. Адрес стандартный, имя-фамилия – Королева Жанна. И приложенная фотография. Лариса открыла.

На нее с экрана компьютера смотрел Игорь. Только маленький. Когда Лариса видела мужа в последний раз, в больнице, у него было такое же выражение лица, как у этого неизвестного мальчика. Такой… напряженный, сосредоточенный. Как будто кто-то из взрослых попросил его не хмуриться, не жмуриться, а стоять спокойно. Мальчик был в шортах. Худющий. С острыми плечиками.

Лариса выключила компьютер и пошла спать. Закрыла глаза и вспомнила Игоря. Он лежал на больничной койке. Голый под простыней. Худой и синий от внутреннего холода.

Игорь умирал. Врач сказал, что надежды нет. Иван с Леной вывели Ларису в коридор «договариваться». Они решили: Игорю не нужно говорить, что он умирает.

– Он и так все понимает, – сказала Лариса.

– Нет, не понимает, – стала убеждать ее Лена, – пусть надеется. Не надо ему говорить.

– Надо, чтобы он знал, – стояла на своем Лариса.

– Нет. Зачем? Что это изменит? – сказал Иван. – Врач сказал, что можно сделать операцию. Но шансов практически нет.

– Надо делать, – сказала Лена.

– Не надо, – сказала Лариса.

– И ты будешь спокойно жить, зная, что не использовала этот шанс?

– А если он умрет на операционном столе?

– Давайте у него спросим? – сказал Иван.

– Что ты такое говоришь? Как будто Игорь может сейчас принимать такие решения? – возмутилась Лена.

– Он у меня спрашивал… когда он сможет выйти и какой диагноз, – сказал Иван.

– И что ты ответил?

– Сказал, что осложнения. Ничего страшного. Подлечится и выйдет.

– Вот и правильно, – кивнула головой Лена.

– Неправильно, – сказала Лариса.

Операцию все-таки сделали. Лена с Иваном сходили к врачу и сказали, что нужно сделать все возможное. Игорь не умер на операционном столе, но лучше ему не становилось.

Лена носилась с новой идеей – попробовать народные средства. Даже с врачом посоветовалась. Врач сказал, что хуже не будет, но он считает это бессмысленным. Когда Лариса приехала в больницу в следующий раз, на подоконнике стояли баночки с наклеенными бумажками. Баночки были пронумерованы – один, два, три. Лена с воодушевлением объясняла Игорю, как надо пить. Лариса взяла мусорную корзину и свалила туда все склянки.

– Ты с ума сошла? – вскочила Лена.

– Это ты с ума сошла, – ответила Лариса.

Лена стала доставать из мусорки банки.

– Ты хоть знаешь, сколько это стоит? – кричала она.

– Я все равно выброшу. Идиотка. Клиническая идиотка. – Лариса уже не могла сдерживаться. Не было сил. Как они ей все надоели!

– А ты… а ты… – задохнулась от возмущения Лена.

После этого они не разговаривали. Кивали друг другу. Лена была обижена. Ларисе было наплевать. Одна мысль – поскорей бы все закончилось. Права была Антонина Матвеевна, когда хотела уснуть и не проснуться.

Она приходила к Игорю, садилась на кровать и молчала. А Лена болтала без умолку. Погода, Ника, малыш, Иван. Рот не закрывался. Лариса видела, что Игорь устает от этой бабской трескотни. Или ей казалось? Может, ему действительно нужно отвлекаться?

Лена продолжала разглагольствовать про слишком теплый октябрь под аккомпанемент рецепта приготовления салата из кабачков. Игорь смотрел на экран телевизора. Только звук делал погромче. Лена пыталась перекричать ведущего телепередачи, рассказывающего о пользе кабачков.

Лариса хотела остаться с Игорем один на один. Поговорить. Так, как они никогда не разговаривали. Хотела спросить, почему он на ней женился, почему они жили так, как жили, любил ли он ее, была ли она ему нужна? Но в палате вечно кто-то был – медсестра, врач, Лена, Иван…

Он почти не говорил. Только односложные слова – «да», «нет»… И откидывался на подушку, как будто устал.

– Почему он молчит? Ему больно? – спросила Лариса у врача.

– Нет, просто не хочет… скорее всего, – ответил врач.

Это было похоже на правду. Игорь вообще на все соглашался – ему просто не хотелось спорить.

– Надо поесть, – говорила медсестра.

Игорь кивал и ковырял вилкой котлету.

– Надо тебя растормошить, – говорил Иван. – Давай ляжем повыше, поудобнее.

Игорь опять кивал, хотя Лариса чувствовала, что удобнее ему уже не будет.

Она уже тоже могла только кивать и соглашаться. И даже радовалась, что Игорь ничего не просит. Первые дни в больнице она старалась забыть. Болезнь сделала из мужчины капризного, злобного, надоедливого ребенка. Игорь без конца жаловался – медсестра больно колет, кровать неудобная, еда отвратительная, врач разговаривает с ним не таким тоном. Как-то нахамил медсестре – та не смогла с первого раза попасть в вену.

– Вы извините, – выскочила из палаты за ней Лариса.

– Ничего, – сказала та, – больные разные бывают. Мужчины вообще истерики, похлеще женщин. Баба – она привыкла терпеть, а мужики ломаются.

Игорь никого не хотел слушать – ни Ларису, ни Ивана, ни Лену. Считал, что его неправильно лечат, не от того. Требовал, чтобы его перевели в другую больницу.

– Игорь, врач замечательный, – уговаривала мужа Лариса, – делает что может. Давай поешь.

– Не буду, – отодвигал он от себя тарелку.

– Перестань. Ты же не ребенок. Есть надо.