Сквозь огонь - Кэтрин Спэнсер

Мейва смотрела ему вслед, а внутри у нее все закипало. Она хотела знать все так сильно, что это желание разъедало ее душу. Но в то же время Мейва боялась, что не сможет жить с этой правдой.

Дарио вернулся через несколько минут, вручил жене довольно большой конверт, включил настольную лампу.

— Здесь все ответы, — вздохнул он. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

В конверте лежала фотография, похожая на ту, которую Мейва видела на прошлой неделе. Она и Дарио были запечатлены в день свадьбы. Все было почти так, как он описывал. Почти. Она сразу узнала здание суда в Ванкувере, синее платье, маленький букет из белых роз и лилий. Но муж забыл упомянуть одну деталь, которая шокировала молодую женщину. У нее голова пошла кругом.

«Это, должно быть, ошибка, — подумала она, — просто оптическая иллюзия».

Мейва моргнула и снова посмотрела на снимок. Фотография дрожала в ее руках, словно лист на ветру, но иллюзия не исчезла.

— Дарио, — едва сдерживая рыдания, спросила она, — глаза обманывают меня или я беременна?

— Они не обманывают тебя, — ответил он. Тогда это означает, что…

Мейва ощутила холод, пустоту и страх. Казалось, она сейчас умрет. Неудивительно, что на нее произвела такое впечатление та, первая фотография, неудивительно, что одежда в пентхаусе такая просторная. Неудивительно, неудивительно…

— Ты поэтому женился на мне? — продолжала она расспросы. — Ты считал, что должен сделать это?

— Да.

Все эти недели она молила Дарио ответить на ее вопросы, а он уходил от ответов, оберегая ее. Но теперь, когда было необходимо смягчить удар, муж не скрывал ничего, и Мейва насторожилась.

Вглядываясь в фотографию, она заметила:

— Это объясняет, почему у тебя каменное лицо.

— Да и ты не сияешь. Просто мы не планировали ребенка.

— Ребенок, ребенок, ребенок…

Когда она произнесла это слово, ее мгновенно перенесло из неопределенности прямиком в ад.

— Что с ним случилось? — прошептала Мейва, охваченная неописуемым ужасом. — У меня был выкидыш?

— Нет.

На этот раз ответ Дарио разорвал пелену тумана, окутывавшего ее так долго, и развеял его без следа. В голове Мейвы замелькали страшные картины.

Молодую женщину окружили призраки, готовые в любой момент проглотить ее. Застонав, она запустила пальцы в волосы и нащупала шрам.

Мейва вновь пережила внезапный рывок автомобиля и почувствовала, как его сносит к обрыву. Она снова слышала отвратительный визг рвущегося металла и раскалывающегося стекла.

Она видела, как мужчина рядом с ней падает на руль, а сама она неистово пытается расстегнуть ремень безопасности, чтобы дотянуться до заднего сиденья, где ее малыш сидит в детском кресле. Автомобиль качало и крутило из стороны в сторону. Мейва стремилась спасти своего драгоценного сыночка во что бы то ни стало. Она готова была даже жизнь за него отдать, если понадобится.

Она видела, как кровь тонкой струйкой течет по его бледному личику. Но тут женщина почувствовала, что она погружается в ужасающую тишину, в то время как ее душа неистово кричит и рвется к сыну. Потом мир перевернулся вверх дном, и не было ничего, кроме темноты.

Теперь Мейва ярко, даже слишком ярко, видела перед собой все кусочки мозаики, соединенные в ужасающую картину.

Запертая комната на Пантеллерии — детская Себастьяна, наполненная различными вещами, необходимыми ребенку. Игрушки, музыкальные шкатулки, кроватка, мягкие одеяла. Одеяло она сшила еще до того, как сын появился на свет. Она пела ему колыбельные, читала книжки, хотя он был слишком мал, чтобы понять смысл.

Ах, милый мой! О боже, пожалуйста, о боже!

Сползая на пол, Мейва обхватила себя руками, пытаясь справиться с болью, которая разрывала ее на части.

— Мейва!

Она смутно видела, как Дарио пытается усадить ее на диван, и услышала беспокойство в его голосе. Мейва обмякла в его руках.

— Как ты можешь оставаться рядом со мной? — рыдала она. — Как ты можешь прикасаться ко мне? Из-за меня наш красивый маленький мальчик погиб!

— Это не так, — нежно проговорил Дарио, приглаживая ее волосы.

Она плакала, доведенная до безумия:

— Я помню все, Дарио. Я видела его!

У женщины перехватило дыхание, так как в голове снова и снова прокручивался фильм ужасов, в котором ей была отведена главная роль.

Муж держал ее за плечи — мягко, но крепко.

— Это тебе только кажется. Себастьян не умер, любовь моя. Ты слышишь меня? Он жив.

— Ты врешь! — закричала Мейва, с нечеловеческой силой вырываясь из его рук. — Ты врал мне все это время.

— Да, я лгал, — признался он. — Но я делал это, чтобы защитить тебя, пока ты не была готова посмотреть правде в глаза. Но я никогда не солгу о ребенке. Даю слово, наш сын жив и здоров.

Ее прелестный ребенок с большими голубыми глазами… Его кожа мягче пуха и слаще, чем лепестки роз…

— Его спасло автокресло, Мейва.

— Нет, — отрезала она. — Я видела кровь. Я видела, Дарио.

— Это ни о чем не говорит. Всего лишь незначительный порез.

Уверенность, с которой говорил Дарио, и правдоподобное объяснение согрели лучом надежды ее утопающую во тьме и унынии душу.

— Небольшой порез? И все?

— Не совсем. У Себастьяна была травма селезенки, и он несколько дней провел в больнице, но сейчас все в порядке. Даже лучше. Он расцветает.

— Тогда где же он? — Мейва все еще плакала. Она мечтала подержать сына на руках. — Почему я не видела его, когда выписалась из больницы?

— Я отправил его к моим родным, пока тебе не станет лучше.

— К твоим родным?! — Она отшатнулась, будто он ее ударил. — Если он с твоей матерью…

— Себастьян живет не с мамой, Джулиана приглядывает за ним на Пантеллерии. Он сейчас там с ее дочерью и няней.

У Мейвы перехватило дыхание от столь дерзкого признания, хотя, казалось бы, уже ничто не могло шокировать ее.

— Все это время он жил в соседнем доме, и ты не сказал мне? Как ты посмел?

— Мейва… — Дарио попытался обнять ее.

Она стряхнула его руки:

— Ты намеренно держал сына подальше от меня.

— И от себя тоже, и если ты думаешь, что это было просто, то ошибаешься. — Дарио поднял руки вверх, сдаваясь. — Не строй из себя жертву. Я считал, что так будет лучше.

— Лучше для кого?

— Для тебя, Мейва. Я думал…

— Мне плевать, что ты думал. Я хочу к сыну. — Она плакала, и горе отнимало у нее последние силы в тот момент, когда они были больше всего нужны. — Будь ты проклят, я хочу видеть своего ребенка!