Последняя королева - К. У. Гортнер

Сперва я строила безумные планы: сразу же после рождения ребенка уехать в Испанию, вернуться домой в Альгамбру и воспитать свое дитя испанским принцем. Я пролила немало слез при мысли, что никогда больше не увижу Филиппа, но воспоминание о сцене в его спальне вновь бередило рану, повергая меня в ужас. Я не знала, поступал ли он так раньше и поступит ли снова, но он вдребезги разбил мое к нему доверие, и с течением времени мне начало казаться, что все наши чувства, наша страсть и смех, танцы и бессонные ночи были всего лишь иллюзией.

Я и прежде знала, что неверность – печальная, но распространенная составляющая любого брака. Мой отец обожал мать, но при этом имел любовниц, против чего мать никогда не возражала, по крайней мере публично. Более того, когда одна из них родила ему сына, а другая – дочь, которую назвали Иоанной, королева пристроила обоих детей ко двору, чтобы они получили подобающее их положению воспитание. Любовницам также находили подходящих мужей, как только у отца пропадал к ним интерес. Но что чувствовала королева Изабелла, впервые обнаружив трещину в казавшемся ей идеальном союзе? Плакала ли она, бранила отца наедине? Или хладнокровно молчала, похоронив боль глубоко в своем сердце? Если так, то я знала, что должна поступить точно так же – хотя бы потому, что у меня, как и у нее, не было иного выбора. Филипп был моим супругом, и я не могла указывать ему, как себя вести. Мне еще повезло, что он был молод, привлекателен и заботился обо мне. Другим принцессам приходилось довольствоваться куда меньшим.

И все же я не могла смириться. Больнее мне было даже не оттого, что он лег в постель с другой женщиной, а от осознания, что ему даже не приходило в голову себя ограничивать. Его больше интересовало собственное удовлетворение, чем наша любовь, о которой он позабыл при первой трудности. Поведение Филиппа казалось мне безответственным и бесчувственным, словно поступок мстительного мальчишки, и я опасалась, что мне никогда не хватит сил его простить.

Однажды, когда я собиралась, как обычно, выйти прогуляться в саду, ворвалась Беатрис:

– Ваше высочество, пришла эрцгерцогиня Маргарита! Она настаивает, чтобы вы ее приняли.

Я замерла:

– Она здесь? Почему? Я думала, она…

Я не договорила. Дверь открылась, и вошла одетая с головы до пят в черное сестра Филиппа, протягивая ко мне руки:

– Ma chérie![19]

Она заключила меня в объятия, а затем отступила, испытующе глядя мне в лицо. Я сразу же поняла, что она все знает. Она вернулась домой из Испании и виделась с Филиппом. Он рассказал ей о нашем разрыве, и теперь она пришла поправить беду. Но почему она до сих пор в трауре?

– Вы в черном, – тихо сказала я.

– Да. – Маргарита опустила глаза.

– Но полгода траура по моему брату уже прошли.

– О, дорогая моя, – прошептала она, – как я и боялась, вы ничего не знаете. Вам ничего не сказали.

Я встретилась с ней взглядом, и комната вокруг покачнулась.

– О чем не сказали? – услышала я свой собственный голос.

Маргарита молчала. По ее щеке скатилась слеза.

– Господи, что случилось? Филипп? Что с ним?

– Нет, мой брат в полном здравии и ждет внизу. Он не знал, захотите ли вы его видеть.

Я оцепенела:

– Филипп здесь?

– Я пришла не из-за него. – Маргарита взяла меня за руку. – Дорогая моя, ваша сестра Исабель… мне так жаль. Она умерла.

Наступила глубокая тишина.

– Нет… Не может быть.

– Знаю, для вас это немалый удар. Ее беременность проходила прекрасно, и никто не ожидал, что роды окажутся столь тяжелыми. Ваша мать прислала письмо, в котором просила Филиппа ничего вам не сообщать, пока не родится ваш собственный ребенок. Но когда я после долгого морского путешествия прибыла в Лир и он рассказал мне, что произошло, я настояла, что мы немедленно должны прийти к вам. Мне не хотелось, чтобы вы узнали страшную новость в одиночестве.

У меня перехватило дыхание. Лавиной обрушились воспоминания: Исабель во вдовьем одеянии, оплакивающая своего погибшего принца; ее недовольство, когда мы с Каталиной сбежали в сады Альгамбры; и еще ее слова в тот день, когда я покидала Испанию. Она сказала тогда, что мы никогда больше не увидимся в этой жизни. Откуда она знала?

– Господи, не может быть! – Я закрыла лицо руками. – Только не это. Моя бедная сестра!

Маргарита шагнула ко мне, чтобы обнять, но тут послышался тихий голос:

– Моя инфанта…

Подняв взгляд, я увидела Филиппа, который стоял на пороге со шляпой в руке. Он выглядел бледным и исхудавшим.

– Я получил письмо от твоей матери. Боюсь, это правда. Исабель умерла.

Донья Ана у дверей в спальню горько разрыдалась. Беатрис увела мою безутешную дуэнью прочь. Филипп подошел ко мне, и я посмотрела ему в глаза:

– Дитя моей сестры… оно…

– Жив. Это мальчик. Окрестили Мигелем. Но роды едва не погубили и его. Твоя мать отправила дитя в Гранаду, надеясь, что там его здоровье поправится.

– Гранада… Да, там чистый воздух. Гранада его исцелит.

Рука Филиппа была холодна как лед. Смогу ли когда-нибудь ощутить его тепло?

– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал он, и меня вновь резануло острой болью.

– Не могу. – Я отстранилась. – Не сейчас. Прошу тебя, уходи. Ты исполнил свой долг. Позволь мне остаться наедине с моим горем.

Губы его плотно сжались.

– Хуана, как долго это будет продолжаться?

– Не знаю, – прошептала я и, не оглядываясь, пошла в спальню.

Маргарита беспомощно стояла рядом с неподвижной фигурой брата.

Повернув ключ в замке, я села на кровать рядом с доньей Аной. Беатрис и Сорайя расположились по бокам, словно молчаливые стражи. Обняв несчастную дуэнью, я дала волю слезам.

* * *

На этот раз я не стала отклоняться от официального протокола, соблюдая траур по сестре, а вскоре, в начале ноября 1498 года, после удивительно недолгих схваток родила девочку, которую впоследствии окрестили именем Элеонора. Повитухи и врачи поспешили утешить меня, заявив, что, судя по столь легко прошедшим родам, у меня со временем родится сын. Я кивнула, скрывая тайную радость. Родив девочку, а не мальчика-принца, которого так желал Безансон, я расстроила все его тщеславные планы.

Увидев вопящего младенца, Филипп пришел в восторг. После того как надо мной совершили обряд в церкви, нас с ребенком под всеобщие аплодисменты официально представили двору, но в наших натянутых отношениях с мужем ничего не поменялось. Мы жили в одном дворце, вместе ужинали в зале, но, когда наши публичные обязанности были выполнены, я шла одна к себе в покои и запирала дверь на засов. Хотя Филипп неоднократно пытался призвать меня к здравомыслию, я его не слушала, обиженная и оскорбленная до глубины души. Я никогда не ожидала, что Филипп может захотеть другую женщину, а тем более лечь с ней в постель, и теперь не знала, что делать дальше. Я должна была пребывать на седьмом небе от счастья, имея новорожденную дочь и мужа, которого все считали прекрасным принцем, но никогда еще не чувствовала себя столь несчастной и одинокой.