Переплетчик - Эрик Делайе

Конкуренция с другими мастерами была более или менее честной. Шарль, до первого заказа живший внутри своего замкнутого ареала и смутно представлявший, как обстоят дела в окружающем мире, неожиданно обнаружил, что не слишком-то отличается от других переплётчиков. Более того, многие цеховые мастера совмещали искусство переплетения с типографскими и книгоиздательскими работами, из-под их рук выходили не тетради, не брошюры и не переплёты, а полностью готовые книги. Шарль чувствовал, что сам устроился очень хорошо. Он мог позволить себе заниматься достаточно узким делом, сугубо переплётами, и ничем более, что положительно сказывалось на качестве его работы. Впрочем, переплётчиков, работавших по схожему принципу, тоже хватило с лихвой.

Бывали и весьма странные заказы, отличные от других. Сами по себе переплёты из человеческой кожи были работой, уникальной по отношению к прочим переплётам. Но случалось Шарлю выполнять работы, которые выделялись даже на этом пёстро-кровавом фоне. Незадолго до своего тридцатичетырёхлетия Шарль получил очередной тайный заказ на переплетение набора учебников по гуманитарным наукам в человеческую кожу. Кожи было маловато для всех книг, и переплётчик намётанным глазом определил, что вся она принадлежит одному человеку, правда, довольно крупному. Необычной была срочность заказа. Клиент платил очень хорошо, но при этом ставил совершенно невероятные сроки. Качество не играет серьёзной роли, было написано в сопроводительном письме, работайте исключительно на скорость, дубите самым быстрым способом, не делайте никаких украшений, разве что простое узорчатое тиснение, главное — сделать всё как можно скорее. Мальчик-посыльный будет всё время ждать неподалёку, продолжал Шарль читать, как только закончите первую книгу — сразу отправляйте нам, затем — вторую, и так далее, не ждите окончания всех десяти томов. Шарль спокойно относился к причудам клиентов. Но в данном случае приходилось несколько поступиться качеством, ускорить отмоку и мездрение, не говоря уже о самом дубильном процессе. Последующее скоростное высушивание и грубая обработка привели к тому, что долговечность сделанных Шарлем переплётов значительно снизилась — уже через полтора десятка лет кожа должна была потрескаться или пойти волнами. Но в данном случае это было неважно — Шарль выполнил заказ в кратчайшие сроки. В первый и последний раз он выполнил некачественную работу, оправдывая себя пожеланиями заказчика.

Пытался ли Шарль узнать, кем была мадемуазель Атенаис на самом деле? Пытался, конечно. Тайно, незаметно выяснял и расспрашивал у знакомых переплётчиков — крошечная ниточка всё же имелась, поскольку серый, по его собственному признанию, посетил прежде Шарля ряд мастеров. Но никто не сказал ни слова. До поры до времени первый заказ остался для молодого переплётчика тайной, а вперёд забегать мы не будем.

Шарль уже привык к рутине — да он и не нуждался ни в чём ином. Переплёты наполняли не только его время, но и его самого — целиком, полностью, без остатка. Шарль не только не знал, но и совершенно не хотел другой жизни. Он чувствовал себя книгой, на страницах которой имеется некий давно изученный набор словосочетаний и фраз. Книгой в переплёте из человеческой кожи.

Всё изменилось не то чтобы в один день, но в промежуток, по сравнению с шестнадцатилетием могущий показаться достаточно коротким. Всему виной стала, конечно, женщина, поскольку ничто иное не способно поколебать мужчину, ничто иное не способно сломить его, сломать его жизнь, стереть его прошлое и одновременно привести к небывалому величию. Женщина одновременно и указующий перст, и пьедестал, и железная пята, и Шарль попался на эту удочку, его подцепили за сердце и потянули вверх, потом вниз, потом опять вверх, и снова вниз, и снова, и снова — и когда он, наконец, вырвался, он был уже мёртв. И одновременно — велик.

Однажды Шарль вышел из дому около восьми утра, чтобы попасть на базар и совершить свой традиционный ритуал — приобрести овощи, зелень, зайти в лавку мясника, заскочить к булочнику. Шарль питался довольно однообразно, но сытно и вкусно. Он умел готовить несколько блюд, которых ему вполне хватало. Он не толстел, но и особой худобой не отличался — просто мужчина среднего телосложения. Он не был внешне ни видным, ни интересным, в толпе взгляд наблюдателя проскочил бы по его лицу, не задержавшись ни на секунду. Вся необычность, всё отличающее Шарля от прочих таилось у него внутри, но даже во взгляде его нельзя было ничего прочесть. Глаза переплётчика были не то чтобы пусты, скорее загадочны. То, что видел в них сторонний наблюдатель, никак не отражало внутреннего мира молодого человека.

Все торговцы, у которых Шарль покупал продукты, давно были ему знакомы и, так сказать, «прикормлены». Постоянные покупатели во все времена ценились больше случайных, и потому почти все делали Шарлю небольшую скидку. Деньги, к слову, он тратил столь умеренно, что уже в этом, ещё весьма молодом возрасте мог позволить себе уйти в отставку и никогда больше не работать, живя на сбережения.

Пройдя по рынку и обзаведясь примерно половиной запланированных продуктов, Шарль услышал крики и какой-то шум. Через несколько секунд из маленькой улочки на рыночную площадь выскочила карета, запряжённая четвёркой лошадей. Кучера на козлах не было, а лошади явно были неуправляемы. Кто сидел в карете, было непонятно, но её стоило остановить хотя бы потому, что под копытами гибли люди, — Шарль своими глазами увидел, как правая лошадь грудью отбрасывает в сторону пожилого человека, тот ударяется в стену и падает либо бездыханным, либо без сознания.

Шарль никогда не был храбрецом — но причиной этого была не трусость и не зов разума. Просто он ни разу в жизни не попадал в ситуацию, в которой потребовалось бы проявить поистине мужские качества. Слишком размеренным и однообразным было его существование. На лошади он ездил весьма и весьма плохо, собственных лошадей не держал, большую часть времени проводил дома. На короткие расстояния он ходил пешком, на большие — нанимал фиакр. Поэтому Шарль обращаться с лошадьми не умел и представить себе не мог, что делать с несущейся во весь опор четвёркой.

А она неслась прямо на него. Он стоял, растерянный, с холщовой сумкой, прямо посреди рыночной площади, на одном из широких проходов между прилавков, и не мог пошевелиться. Лошади скакали к переплётчику, из-под их копыт вылетали искры, карета тряслась и дребезжала, любой случайно задетый прилавок отлетал в сторону, разбрасывая овощи и фрукты (хорошо, что не по рыбному ряду, промелькнула у Шарля неуместная мысль).

«Вали оттуда!» — услышал он окрик, но даже не оглянулся, да и не успел бы уже, видимо, свалить, потому что до столкновения оставались считаные секунды, и вот она, смерть, подомнёт его под себя, превратит подкованными копытами и подбитыми колёсами в кровавое месиво — и помчится дальше, за другими жертвами.

В этот момент он закрыл глаза и увидел. Он видел, как на площади незнакомого города сидит в странной позе человек в оранжевой одежде, и языки пламени разлетаются во все стороны, потому что человек горит, и никто не может подойти к нему, огонь высотой в несколько ярдов, а человек недвижим, но он жив, он молится, сложив руки, молится небу, которое смотрит на огонь, исходящий из человека. Он видел, как бегут дети, одетые и голые, по дороге от кошмара, настигающего их, от огня и крови, от страшного жаркого ветра, и как на лицах детей расплываются цветки ужаса. Он видел, как рвутся сухожилия и вены, как вытекают глаза, как кровь бьёт фонтаном из проломленной головы человека в холщовой рубахе, как чудовища настигают детей, как человек в оранжевом становится обугленной головешкой, так ни разу и не шелохнувшись, и в этот момент из-за пелены дыма и тумана снова появилась женщина из ладанки.