Спасти Ангела - Джеймс Паттерсон

Единственные, кого не видно, это… Правильно, концесветники.

«Подожди-ка, подожди! — думает Клык. — Ведь и вправду, лучше КомиКона места ГКС не найти. Никаких мутантов здесь никто не заметит. Любые генетические модификации за маскарадный костюм сойдут. Хоть один глаз, хоть сто, хоть хвост, хоть крылья — никто ни глазом не моргнет, ни бровью не поведет».

Мимо марширует, бряцая оружием, отряд стормтруперов, и Кейт со Звездой нервно переглядываются, а у Клыка волосы встают дыбом при одной мысли о том, что может случиться, будь их оружие настоящим.

А уж о том, что все это могут быть шпионы, он и не говорит. Весь КомиКон вполне может оказаться для них ловушкой, западней, в которую он шагнул сам по собственной воле. И команду свою привел. Но ведь это была его единственная наводка. Никаких других следов у него не было.

«Черт побери!» — Клык озабоченно трет подбородок и незаметно оглядывает свою новую стаю. Все они необыкновенные, у всех потрясающие способности и возможности. Но он же не знает, каковы они в бою. А в отступлении? Смогут ли уйти от преследования? Вдруг он ошибся и их подставил? Вдруг это самая большая его промашка?

— Так! Всем любой ценой держаться вместе, — командует он, понизив голос. — Друг от друга не отходить. И следите за любыми признаками ГКС. Любая странная надпись на футболке, стикеры, значки, любое упоминание — все примечайте и немедленно докладывайте мне. Понятно?

— Понятно, — лаконично соглашается Звезда.

Клык начинает понимать, почему ему здесь так жутко. В этой разодетой, костюмированной, выпендривающейся толпе он, Майя и его ребята — единственные нормальные, обыкновенные существа. Всем остальным подавай крайности. Экстремальные ситуации и из ряда вон выходящие характеры. Не этого ли добиваются концесветники — модифицировать всех до единого, чтобы ни одного нормального человека не осталось?

Но… если всех и каждого модифицировать, не значит ли это, что люди, такие, как они есть от природы, не имеют никакой ценности?

— Может, просто те, кто говорил о митинге в КомиКоне, на самом деле никакого понятия не имели, о чем речь идет? — рассуждает вслух Рэчет, когда они выходят из выставочного павильона. — Я ко всему всюду прислушивался. Сами знаете, какой у меня слух, а я так ничего и не…

Внезапно он замирает, настороженно прислушивается и поднимает руку поправить наушники. Ребята напряженно следят за каждым его движением. Он закрывает глаза и слегка поворачивается влево. Клык молчит и только пожимает плечами в ответ на вопросительно поднятые брови Майи.

Рэчет открывает глаза и показывает на северо-запад:

— Это там.

Клык оглядывается. На другой стороне улицы еще один павильон.

— Там? — показывает он на вход.

Рэчет энергично затряс головой:

— Нет. На горе, за городом. Я только что слышал разговор о ГКС. Примерно в миле отсюда. — И он победоносно улыбается, гордый своим суперслухом. — Скажите, я классный слухач!

«Классный-то классный, — думает Клык, — и исключительно нам полезный. Но лучше бы обойтись без всех этих экспериментов, операций и вмешательств в человеческую природу. Был бы мир нормальным, и экстраординарные способности, может, и не нужны были бы».

Уже начало темнеть, когда они прибыли к месту митинга. Сотни детей и подростков — и ни одного взрослого — толпятся на огромной открытой арене. Отряды охраны, сформированные из ребят постарше, стоят у входов, пропуская на стадион вновь прибывших.

— Добро пожаловать, друзья, — приветствует команду один из них. — Спасибо, что пришли, спасибо, что решили присоединиться к нашему делу. Все вместе мы найдем выход.

Внутри в центре арены построена просторная сцена, а ряды сидений круто поднимаются вверх. Клык и его команда садятся на первый ряд с краю, поближе к выходу.

На помост выходит девочка-подросток. Стадион хлопает, она поднимает руку, аплодисменты смолкают, и наступает тишина.

— Спасибо вам, что пришли, — звонко начинает девчонка, и Клык мгновенно узнает ее вкрадчивый, убедительный голос.

— Это та, помнишь, в новостях, — шепчет он на ухо Майе, — которая по телику мозги народу пудрила.

Вид у девчонки цветущий и счастливый, и она выглядит не по годам взрослой. И очень даже симпатичной.

— Все мы здесь собрались на митинг, посвященный концу света. — Девица стремительно набирает обороты. — Если вы думаете, что вас ждет концерт звезд поп-эстрады, вы ошибаетесь. — Она улыбается, и по стадиону прокатывается волна сдержанных смешков. — Итак, перво-наперво давайте знакомиться. Меня зовут Бет. Но, в принципе, мое имя большого значения не имеет. А что имеет, так это то, что я верю в Единый Свет.

Публика вокруг Клыка подалась вперед, и многие, как эхом, отозвались:

— Единый Свет! Единый Свет!

— Те из вас, кто с нами впервые, могут спросить, что это за Единый Свет? — Новый смешок катится по рядам, будто собравшиеся даже представить не могут, как можно не знать про Единый Свет. — Так вот, тем, кто с нами впервые, я рада поведать, что Единый Свет — наша надежда!

— Надежда, надежда, — одновременно разнеслось эхо с разных концов стадиона.

— А птичка-то ничего себе, — комментирует Рэчет вполголоса.

Клык сердито повернулся к нему:

— Держи язык за зубами. Ни с кем не разговаривай. Если кто вперится в тебя безумными глазами, срывайся с места и беги. И сразу скажи мне, если вдруг почувствуешь прилив… необъяснимого счастья.

— Уж какое там счастье, — бормочет сквозь зубы Звезда.

Рэчет придвигается к ней. Но ледяной взгляд Клыка и тычок локтем в бок останавливают их препирательства.

— Да не гоношись ты, Клык! Я что? Я ничего. Просто говорю, что я пока ничего такого криминального здесь не слышу.

На сцене Бет улыбается и поднимает руки. За ней на массивном экране запестрели картинки: дети бегут по цветущему лугу, олень пьет воду из прозрачного родника, золотая пшеница качается под ветром, счастливая семья за круглым столом, глядя в камеру, поднимает бокалы, женщина ткет, а крошечная девчушка держит на коленях крошечного ягненка. На экране одна идиллия сменяет другую.

— Чему учит нас Единый Свет? — спрашивает Бет стадион. — Единый Свет учит нас любви. Любви друг к другу. Любви к матери-земле, к зверям, к растениям.

— Любви! — орет стадион.

Бет щелкает пультом, и на экране возникает новая череда картинок. Только теперь картинки совсем другие: черные жирные пятна нефти на воде океана, столбы дыма над трубами фабрик, пробки сотен машин на дорогах, атомные электростанции, тысячи цыплят, спрессованные в тесноте индустриального инкубатора.

Стадион застонал от негодования. Клык видит, как по щеке Кейт катится слеза.