Отражение тайны - Дмитрий Градинар

В результате я приходил к выводу, что Рюген Морт просто не хочет ее менять, только не знает почему.

Люди такие сентиментальные, ей-богу. Даже мертвые.

* * *

Дворецкий смерил нас взглядом, в котором смешивались презрение, удивление, любопытство и испуг.

Ну, собственно, как обычно. В таких домах, огромных, дорогих, роскошных и до невозможности пафосных, нас всегда встречали эмоциональным коктейлем именно с такими ингредиентами. Подносили на блюдечке из пренебрежительного фырканья и сдавленного ужаса. Все понятно, все логично, все объяснимо.

Презрение – дворецкие облачаются в него как во вторую ливрею, когда видят кого-то, кто по статусу ниже их хозяев. Чуть приперчивается пренебрежительным фырканьем и вялым цежением слов сквозь зубы. Удивление идет довеском; как правило, в таких домах ожидают офицеров высокого ранга, а никак не шелупонь вроде нас. Любопытство приходит долей секунды позже. О да, мы весьма колоритная парочка, механический филин и зомби на паровой тяге! А испуг, который сменяется ужасом… Ну а кто не испытывает пусть даже и иррациональный испуг при виде сыщика, расследующего убийство, по которому ты вполне можешь проходить подозреваемым?

– Мне предложили вести это дело, – сухо сказал Рюген, пытаясь пройти. Меха негромко шипели у него в глубине грудной клетки, полторы секунды через две.

– Я звонил полковнику Лоуренсу, – так же сухо ответил дворецкий, заблокировав своим телом проход. Отодвинуть в сторону тщедушного старика-дело пары секунд, особенно для такого хорошо скроенного существа, как Морт, но мы же все-таки в приличном районе, нужно соответствовать обстановке.

– Я старый друг полковника Лоуренса, точнее, он мой старый друг, и поэтому он предложил вести дело мне, – эту фразу Рюген заучил наизусть еще месяц назад. Нет, все в ней было правдой. Практически правдой. Около-правдой. Да, действительно старый друг. Да, предложил вести, но не только это, а и вообще все подобные дела. Полковник с возрастом обленился и обзавелся поистине бронебойным спокойствием, так что ему было гораздо комфортнее выслушивать жалобы высокопоставленных потерпевших о том, что у них по дому «шастает какое-то быдло, почему нет нормальных офицеров?», нежели самому ковыряться в крови и кишках. А ведь нас отправляли исключительно на кровь и кишки. Я же говорил тогда Морту, что нужно было просто прихлопнуть того худосочного врачишку, что ковырялся в проститутке в подворотне Уайтчепела. Ну убил и убил, ну распотрошил и распотрошил, мало ли людей с чересчур утонченным вкусом, нужно было его придушить и прикопать где-нибудь там же в помойной яме. Хватились бы только через пару недель, а учитывая, что в тот сентябрь погоды стояли холодные, так по запаху нашли бы лишь к весне. Но нет, нашему бравому зомби нужно было сделать все по правилам. Притащить в полицейский участок и допросить по всей строгости закона. Что-то, когда он был охотником за головами, подобная щепетильность его не очень волновала, где догонял, там и разбирался, на месте. Нет, что ни говори, а смерть очень меняет людей. Ну, вот и притащил он этого докторишку в участок, а тот как стал бить себя в грудь, сыпать всякими именами высокопоставленными да орать, что он, мол, Потрошитель и чистит город от всякой швали. Правда, порешить успел только одну проститутку, но если бы его не поймали… И пошел расписывать в красках. Знатно, видимо, двинулся на своей работе. Затем к участку подъехала карета с королевскими львами, и больше этого доктора никто никогда не видел. А нас с тех пор и стали отправлять на дела попроблемнее да погрязнее. Так что неудивительно, что, когда в трубку телефона проорали: «Кровь, везде кровь! Мертв! Аааа!» – по адресу сразу же отправили нас.

На заводах Ист-Ист-Энда проходила ежемесячная чистка котлов, так что в воздухе висела тонкая вуаль копоти и пепла. Я громко чихнул. Люди-то были привычны к этому и лишь изредка покашливали, мои же фильтры были слишком нежными, и приходилось то и дело прочищать их направленным пневмоударом.

Ааапчхи!

Дворецкий, который стоял, наморщив лоб и взвешивая все за и против, вздрогнул.

Я распушил перья и клацнул клювом. Не настолько угрожающе, чтобы перед нами с воплем ужаса захлопнули дверь, но и достаточно весомо, чтобы прекратить этот начинающий затягиваться разговор. Ох, люди так любят поболтать, поперекидываться словами, особенно когда результат, в общем-то, определен. Неужели нас не пустили бы в этот дом, что за ерунда! Нет же, Рюгену нужно поболтать, пожонглировать фразами. Прямо скажем, выходит это у него дурно, но ему нравится.

– Но мы думали, что полиция… – замялся дворецкий, искоса поглядывая на меня. Его седые бакенбарды встали дыбом.

На улице было достаточно прохладно, и с Темзы уже шли туман и вечерняя сырость. Мне не по нраву повышенная влажность, равно как и Морту после того, как металл стал составлять более трети его «Я». Ржавчина мерзкая штука, должен я вам сказать, она хрустит на шестернях и делает тебя менее проворным, что на третьем десятке твоей филиновой жизни весьма актуально. Да и с эстетической точки зрения рыжие потеки достаточно противны. Не люблю рыжих.

– Я имею некоторое отношение к полиции, – спокойно сказал Рюген, постукивая пальцами механической руки по дверному косяку.

– Некоторое? – вяло спросил дворецкий.

– Ключевое слово «отношение». Я могу войти?

– О, да… конечно, – сдался тот. Ну а что ему оставалось? Нужно было сразу отодвинуть в сторону, сэкономили бы десять минут. А к возмущенным воплям и угрозам пожаловаться начальству и разобрать нас на запчасти и труху нам не привыкать.

Дверь, разумеется, была обычной, рассчитанной на людей, не имеющих привычки таскать у себя что-то на плече, поэтому, переступая порог, Рюген наклонился, а я втянул голову. Дворецкий с любопытством наблюдал за нами. Желая закрепить полученный эффект, я выбил клювом нецензурную морзянку и трижды повернул голову вокруг своей оси.

– Ошо, – укоризненно шепнул мне Морт, – не переигрывай. Где труп? – спросил он у дворецкого.

– Наверху, – отрапортовал тот. Кажется, я произвел на него неизгладимое впечатление. – На третьем этаже.

– Вы его, надеюсь, не трогали?

– Разумеется.

– «Разумеется, да» или «разумеется, нет»? – когда-то Рюген уговорил меня на то, что на людях вопросы будет задавать только он. Не могу понять, с чего парозомби вдруг взбрело в голову, что он вызывает к себе больше расположения, чем механический филин, но я согласился. В конце концов, в таком случае с меня меньше спрос. Хотя, признаюсь, иногда клюв чесался прилюдно съязвить или высказать все, что я думаю о своем напарнике. Но уговор дороже технического масла, так и быть. Кроме того, потом всегда можно надуться и многозначительно заявить, что, мол, я-то знал и мог бы предупредить, но…

– Разумеется, нет, – отчеканил дворецкий. – А также, чтобы вы дальше не спрашивали, никто не выходил из этого дома. И не входил тоже. Исключая вас только что.