Свидание у водопада - София Каспари

Рауль невольно отпрянул. Он только представил, что отец может прикоснуться к нему, как его тут же затошнило.

В памяти всплыли черты лица Авроры. Раулю стало стыдно. Он на самом деле наслаждался временем, проведенным вместе с ней сегодня после обеда. Она была симпатичной девчонкой. Он не хотел поступать так, как требовал отец. Рауль не хотел возвращаться к старым историям, но и не мог сказать отцу «нет». Он жил с ним, сколько себя помнил, и просто не знал, как на такое можно решиться.

– Если ты такая тряпка и не можешь этого сделать, тогда я сам займусь малышкой, – снова забрызгал слюной отец.

В ту же секунду Рауль вскипел от злости, которую он до сих пор с трудом сдерживал. Злость на жизнь, к которой его принуждали. Злость из-за того, что приходилось врать девочке, к которой у него уже давно появились чувства и которая перестала быть ему чужой.

– Я сделаю это, – прорычал Рауль.

Он сжал кулаки, но потом опустил руки, чтобы не дать отцу повода для язвительных комментариев. Тот внимательно смотрел на сына несколько секунд, потом зашаркал обратно к бутылке каньи и упал в кресло-качалку, в котором проводил почти весь день. Некоторое время Рауль чувствовал на себе взгляд отца – на него смотрели глаза злобного маленького зверька. Обычно ничего не укрывалось от него, но в этот раз Раулю повезло.

– Тогда поторопись, – рявкнул мужчина. – Мое терпение понемногу тает. Я хочу увидеть эту бабу в грязи, там, где ей и место, откуда она вышла. – Он блеюще захихикал. – И тогда мы наконец заберем то, что нам принадлежит по праву.

Рауль ничего не ответил. Когда он был моложе, то не задавал вопросов. Теперь уже было поздно. Он не понимал, зачем отец хочет заполучить то, что якобы принадлежит им. Неужели он воображает, что все еще в состоянии успешно вести дела? Нет, те времена канули в лету: старый Эррера превратился в развалину и ни на что не способен, кроме как думать о мести да еще об очередной бутылке водки.

Через три месяца после смерти Эстеллы, где-то в конце лета, на эстансии Лос-Аборерос собрались семьи Пессоа, Кабезас, Хофер и Мейер-Вайнбреннер, чтобы еще раз вместе почтить ее память. Анна еще никогда не видела, чтобы Виктория была так убита горем. Идя к могиле Эстеллы, они тихо беседовали. Некоторое время молча постояли, погрузившись в печаль.

– Мне очень жаль, – произнесла Анна. – Потеря ребенка – это самое страшное, что можно себе представить.

Виктория кивнула. Анна коснулась ее руки. Она видела, что подруга старалась сохранять самообладание, но в душе у нее незаживающая рана.

– Хорошо, что у меня еще есть Пако, – тихо произнесла Виктория. – Пако и Бланка в последнее время очень поддерживают меня. Они сразу приехали, как только я сообщила о смерти Авроры. Бланка – очень добросердечная женщина, и Пако…

Анна слышала спокойную гордость в голосе Виктории.

– Пако – это ведь Пако, мой сын. Он очень добрый и знает, как… как сильно я ее любила.

– Это здорово. – Анна положила руку на плечо подруги. – Я уверена, они всегда будут рядом.

Виктория кивнула.

– Не знаю, что бы я без них делала. Марко… – Она покачала головой. – С Марко я вообще не могу говорить. Он совершенно замкнулся в себе. Никто из нас к нему не заходит с тех пор, как умерла Эстелла. – Виктория начала всхлипывать. – Я его совсем не узнаю, Анна. Его словно подменили. Он работает с утра до ночи, целый день. Почти ничего не ест и совсем с нами не разговаривает, обмениваемся лишь самыми необходимыми фразами. Он отвергает дочь. Мне кажется, он даже не знает, как она выглядит; его не интересует, как она себя чувствует…

Анна вздохнула:

– Должно быть, он сильно любил Эстеллу.

– Да, так и есть. – Виктория вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Как бы там ни было, я рада, что приехали Пако и Бланка, а я вела себя так скверно с ними… Невероятно. Они тебе рассказывали?

Анна отрицательно покачала головой.

– Я укоряла их, что они ничего не могут сделать как надо, – продолжала Виктория. – Мне постоянно было что-то не так. В самом деле, так стыдно… Я так злилась, что у меня забрали мою дочь, мою Эстеллу, мою маленькую звездочку… Я хорошо помню, как впервые взяла ее на руки. Я вижу ее перед глазами, даже чувствую, как она тогда пахла… Маленькие ручки, ножки, носик. Ее темные локоны. Она была такой красавицей. Я всегда хотела защитить ее и все-таки оставила одну.

Анна снова покачала головой:

– Ты не оставляла ее одну. В том, что произошло, нет твоей вины. Это то, что называют судьбой.

Виктория склонилась над могилой Эстеллы и поставила в надгробную вазу свежие цветы, которые принесла с собой.

– Педро считает, что моя голубка могла заболеть из-за нашей грязной воды.

Виктория вновь поднялась, но не смогла отвести взгляд от могилы дочери. Она то сжимала, то разжимала кулаки.

– А теперь еще и сына обидела.

Анна взяла руки Виктории в свои и посмотрела ей в глаза.

– Я уверена, что Пако и Бланка простили тебя. Ты же говоришь, что они тебя поддерживают. Иначе бы их сейчас здесь не было.

Виктория пожала плечами:

– Я тоже на это надеюсь. Но, может, они вспомнят, как скверно я с ними обошлась, и тогда…

– Ну, не глупи, – Анна отрицательно мотала головой, отпустив руки подруги. В отчаянии Виктория отдернула их.

Подруги еще немного постояли у могилы Эстеллы, на которой стоял простой надгробный камень, украшенный изящно высеченным цветком.

– Это цветок кораллового дерева, – тихо произнесла Виктория.

– Я знаю.

Виктория вздохнула.

– Эстелла так их любила, – продолжила она. – Думаю посадить это дерево рядом с могилой.

Анна услышала, что голос подруги вновь задрожал, и крепко взяла ее за руку.

– Пойдем, мы навестим Эстеллу еще раз завтра. А сейчас давай вернемся к остальным.

– Давай. – Виктория склонила голову на плечо Анны. Так она иногда делала еще в молодости. – Я бы очень хотела прийти с тобой сюда завтра.

Уже слышались голоса остальных родственников. На веранде дома в Лос-Аборерос собралось второе и третье поколение семьи: Пако, Бланка, Марлена, Аврора, Хоакин и Виолетта, которая держала на руках спящую Стеллу.

«На эстансии Лос-Аборерос теперь тихо, и только ребенок требует к себе внимания», – подумалось Виолетте. Стелла кричала, заявляя о своих потребностях: одиночестве, голоде, желании, чтобы ее взяли на руки. Именно Виолетта заботилась о малышке. В первые дни она кормила Стеллу козьим молоком, но потом нашли среди работниц Лос-Аборерос женщину, у которой был маленький ребенок. Та могла выкормить и второго младенца. Марисела стала для Стеллы кормилицей, а ее дочь Аурелия – молочной сестрой. Мариселу с дочкой на несколько месяцев переселили в хозяйский дом. Но даже когда Марисела приходила кормить малышку, Виолетта не выпускала ребенка из рук. По ночам она вставала и укачивала племянницу. Разумеется, она не могла забросить учебу в школе, поэтому часто появлялась на занятиях очень уставшей.