Одиночка - Василий Головачев

Он ударил.

Дмитрий «выстрелил» направленным звуковым пакетом (нечто среднее между выдохом проклятия «сдохни!» и возгласом «оум!»), сбивая шар с траектории.

Тарас в ответ, одновременно с Дмитрием, щелкнул языком, посылая узкий звуковой импульс «ттак!», и шар, не попав в рассчитанную цель, крутанулся волчком, задел шар у лузы и с треском влетел в центральную «глухую» лузу, пропускавшую шары впритирку.

Зрители команды Ельшина зароптали, шевельнулись и застыли. В комнате стало тихо.

Тарас опустил кий, выпрямился.

Ельшин несколько мгновений смотрел на стол, раздувая ноздри, потом бросил на смущенного Дмитрия злобно вспыхнувший взгляд и повернулся к победителю.

– Поздравляю, эксперт. Хорошая работа. Я тебя недооценил. На сегодня ты свободен. Но прими добрый совет: не лезь в наши разборки! Долго не проживешь.

Он отвернулся, махнул рукой, созывая своих спецназовцев, и быстро вышел из бильярдной. В комнате остались Тарас и задержавшийся Дмитрий.

– Если бы не приказ шефа, я бы тебя с удовольствием убрал, – проговорил он с приятной улыбкой. – Без суда и следствия. И без следа. Уж больно ты прыток, ученичок. Но запомни и мой совет: не нарывайся! Тебе со мной не совладать, даже если ты получишь гримуар «навного» боя. В древние системы, которые пытается воскресить твой учитель, я не верю. Перволюди не умели драться.

Дмитрий неуловимым движением выхватил из кармашка на куртке звездочку сякэна, метнул мимо недрогнувшего Тараса в стол. Сякэн щелкнул по шару, подкатывая его к угловой лузе, срикошетировал, и Тарас успел его перехватить. Тотчас же метнул обратно, добивая шар.

Дмитрий скривил губы.

– Любите добивать подставки, Граф. Хотя впечатляет. А вот так ты умеешь?

Он оперся ладонью о стол, выхватил метательную иглу и воткнул в руку, пробивая ее насквозь, буквально прибивая к столу… и тут же медленно поднял ладонь, оставляя иглу торчащей в столешнице. Затем поднял руку к глазам, лизнул небольшую дырочку с розовыми краями, оставшуюся от иглы, подождал, пока она затянется, полюбовался ладонью с двух сторон и свысока посмотрел на неподвижного Тараса.

– Так-то, ученичок. Эта ступень «наваждения» называется Сатариал. Тебе до нее никогда не подняться. Живи… и думай. Пока есть чем.

Дмитрий исчез за дверью.

Тарас задумчиво приблизился к столу, разглядывая торчащую из него иглу длиной в десять сантиметров и толщиной в четыре миллиметра в самой толстой части. Проговорил хладнокровно:

– Хвастовство погубило многих, болван, погубит и тебя.

Учитель как-то признался, что напрасно начал тренировать Дмитрия по системе «наваждения», основной задачей которой было пресечение боя в любой стадии. Однако Дмитрий зря демонстрировал свое умение бескровного рассечения тканей. Это был действительно уровень Сатариал, дающий возможность понимать жизнь собственного тела, но только лишь – второй уровень. Всего же уровней было пять, и учитель знал их все. Сам Тарас подошел к реализации третьей ступени «нави», имеющей название Гамчикот – Дьявольское Милосердие. На очереди были остальные ступени: Голаб – Дьявольская Жестокость, и Тогарини – Дьявольская Красота. Знание всех пяти уровней давало мастеру возможность овладеть первой стороной «живы», которая называлась «мертвой водой». Адепт «нави» мог заживлять любую рану и лечить любую болезнь. Не мог он только оживлять умерших. Для этого надо было овладеть второй стороной «живы», имеющей название «живая вода».

Тарас над этими проблемами особенно не задумывался, просто шел вперед по избранному пути. Теперь же, после второй встречи с Дмитрием, дал себе зарок, что непременно дойдет до высшей ступени «живы», изучив собственное прошлое и узнав тайны метабоя, разработанного предками.

Он сосредоточился, вонзил в ладонь иглу и медленно протащил сверху вниз, раздвигая ткани и сосуды. Затем еще одним волевым усилием зарастил бледную ранку.

В дверь заглянул какой-то завсегдатай клуба в сиреневой кофте, похожий на постаревшего певца Сюткина.

– Вы не партнеров ждете?

– Я уже наигрался, – честно ответил Тарас, выходя из бильярдной.

В конце коридора мелькнуло платье Оксаны. Она торопилась утешить важного работника Министерства торговли. Тарас вздохнул, чувствуя грусть, сожаление и облегчение одновременно. Похоже было, судьба выводила его в какое-то новое состояние, требующее одиночества.

* * *

Неизвестно, что натолкнуло его на мысль позвонить учителю. Возможно, сообщение по телевизору о новых терактах в Грозном. Тарас вспомнил, что мать и жена Елисея Юрьевича находятся в данный момент в Чечне, и решил поговорить с ним о жизни.

Интуиция не подвела его и на этот раз.

Елисей Юрьевич выслушал приветствие ученика и тихим, напряженным, каким-то не своим голосом попросил его позвонить через три-четыря дня.

– Что случилось? – напрягся ответно Тарас.

Короткое молчание, потом тот же странный голос:

– В Грозном убили мою маму и Веру… Я лечу туда.

Тарас замер, не веря ушам, хотел было сказать: не может быть! – но лишь с трудом проглотил ком в горле. Сказал через несколько мгновений глухо, но твердо:

– Я лечу с вами! Ждите!

И положил трубку, чтобы Елисей Юрьевич не успел сказать «нет».

Через час он был в Митине, во дворе дома, где жил учитель.

Положение Елисея Юрьевича Смирнова в иерархии служб ФСБ и звание полковника позволяло ему пользоваться всеми экстренными каналами связи и мобильного передвижения по стране. Лишь оказавшись в багажном отсеке военно-транспортного самолета, летевшего из подмосковной Кубинки в Чечню, Тарас смог оценить важность персоны учителя, получившего «зеленый коридор» на любую помощь спецслужб в пределах действия особых полномочий.

Отказываться от компании ученика Елисей Юрьевич не стал, но предупредил, что самостоятельная деятельность Тараса в Чечне исключается. В противном случае лучше остаться дома. И Тарас вынужден был согласиться, понимая чувства учителя, потерявшего сразу двух самых близких людей.

Ночь не помешала полковнику Смирнову организовать свой отлет в Чечню буквально за полтора часа. Уже в два ночи одиннадцатого апреля учитель и ученик были на военном аэродроме в Кубинке, а еще через час вылетели на «Ан-12» с бортовым номером 333 в сторону Чечни вместе со взводом подмосковного спецназа, сопровождавшим какой-то секретный груз.

Тарас не взял с собой ничего, кроме смены белья, кроссовок и некоторой суммы денег. Одет он был по-походному: темно-синие штаны полуспортивного кроя, всепогодные ботинки с особой гибкой подошвой, «обтекающей» камни, свитер и куртку. Елисей Юрьевич надел строгий черный костюм и светлый плащ, выводящие его в ранг лица, имеющего право приказывать, и Тараса не удивляла реакция вовлеченных в их орбиту людей, беспрекословно подчиняющихся учителю.